— Но теперь ты это понимаешь, — ответил Джек. Он пошёл вперёд, в аквариум, и встал рядом с ней. В темноте она чувствовала его близость, его тепло, его крепость. — Эти рыбы живут так глубоко в океанских впадинах, что к ним добираются лишь небольшие лучики света. В их мире почти постоянно царит ночь. У них или вообще нет глаз, или их глаза могут усилить горстку фотонов так, чтобы получить чёткую картинку. Но здесь, в этом аквариуме, мы на них светим, чтобы увидеть их. Конечно, это слабый свет, но в нём больше радиации, чем они, возможно, получают за всю свою жизнь. И это сжигает их. Ослепляет их. Именно так мы можем их увидеть. Это как будто на Землю проникло что-то инопланетное, но оно не может видеть ни нас, ни наши здания, ни наши пейзажи без наводнения всего вокруг гамма-лучами. Забудь о том, что это может нас убить: без этого они ничего не увидят.
— Я понимаю аналогию, — сказала Гвен. — Но не вижу смысла.
— Смысл в том, что мы не можем наблюдать, не вмешиваясь. Мы освещаем темноту, и это всё изменяет. Маленькие вещи, большие вещи, вещи, которых мы можем даже не замечать. Но мы не можем оставаться в стороне от этого. Всё, что мы видим, мы меняем. Даже здесь, в Торчвуде. Мы думаем, что можем оставаться в стороне от инопланетных технологий и того, что они делают с людьми, но ведь мы тоже люди. Мы не можем расследовать, не будучи вовлечёнными в это. И нам это не нужно. Всё, что мы можем делать, – быть сильными.
Она понимала, чего он добивается, но не хотела доставлять ему удовольствие, согласившись с его точкой зрения, несмотря на то, что её всё ещё грызло чувство вины.
— Очень глубокая мысль, — сказала она.
— О, она не моя. Какой-то парень по имени Гейзенберг[37] сказал это первым.
— Гейзенберг? Он случайно пиво не варил?
Джек пожал плечами.
— В принципе, да, — сказал он. — Но это не точно. — Он огляделся по сторонам.
— Временами мне кажется, что я должен закрыть этот аквариум, но тогда куда девать рыб, червей и всё остальное? Не думаю, что у Кардиффского Аквариума достаточно ресурсов, чтобы о них заботиться. Это уже не аквариум; это дом престарелых для глубоководных существ. — Он вздохнул. — Пойдём отсюда – каждый раз, когда я прихожу сюда, у меня появляется чувство, что надо бы сделать крупный заказ в местном суши-баре. Давай скажем Оуэну, что васаби – это менее острая разновидность соуса из зелёных помидоров.
— Он больше никогда на это не поведётся.
— О, ещё как поведётся. Ты не знаешь Оуэна так хорошо, как я.
Джек жестом велел Гвен идти вперёд. Она обернулась, чтобы снова посмотреть на аквариум. Разные существа, которые плавали в резервуарах – безразличные, мучающиеся от боли – проигнорировали её уход так же, как и её появление.
— Думаю, эти существа могут научить нас ещё кое-чему, — сказала она.
— Чему? — поинтересовался Джек.
— Они живут под огромным давлением. Они нашли способ приспособиться к этому и выжить. Я не уверена, что мы этому уже научились.
Они пошли назад в Хаб, к жизни и свету.
За их спинами фиолетовый свет погас, оставляя за собой темноту.
— Я думала, ты заболел, — сказала Люси. — Мне сказали, что утром ты звонил и сообщил, что болен.
Рис попытался сделать вид, что ему очень плохо. Это было несложно: он поспал всего пару часов, и каждый раз, когда он поворачивал голову, ему казалось, что его мозги не успевают за ним на несколько секунд.
— Утром я чувствовал себя не очень хорошо, — слабым голосом ответил он.
— Похмелье? — она улыбнулась, чтобы это прозвучало не так грубо. Если бы Гвен сказала ему это, он бы автоматически ощетинился в ответ на такое предположение, вне зависимости от того, было ли оно правдивым. Что, подумалось ему, должно было кое-что сказать о состоянии их отношений.
— К сожалению, нет, — ответил он. — Думаю, я что-то не то съел.
Он предложил Люси встретиться в безалкогольном баре недалеко от того места, где они работали, решив, что с её новой фигурой она не захочет ничего, кроме ревеня и свекольного коктейля, или что там ещё подают в таких местах. Она удивила его предложением встретиться за пиццей в местном итальянском ресторане. И ещё больше она удивила его, заказав большую венецианскую пиццу с большим количеством начинки.
— Слушай, — продолжал он. — Я хочу кое-что у тебя спросить, но сначала ты должна пообещать мне, что никому не скажешь.
Она сделала серьёзное лицо.
— Обещаю. Клянусь сердцем, если вру, то пусть умру.
— Та клиника по снижению веса, куда ты ходила – «Клиника Скотуса»? Я тоже туда ходил.
Её глаза удивлённо расширились, и она быстро перевела взгляд на его живот.
— Но тебе не нужно сбрасывать вес. — Она смотрела вниз, на скатерть, не желая встречаться с ним взглядом. — У тебя прекрасное тело.
— Ты не видела меня голым, — сказал он и тут же покраснел, поняв, что именно сказал. — Но серьёзно, — продолжал он, пока она не произнесла что-нибудь вроде «Я бы хотела», что создало бы кучу проблем, — я хотел спросить у тебя про ту таблетку, которую они дают. У тебя были какие-нибудь побочные эффекты?