Медленная смерть

— В таком случае, не хотите ли вы приобрести экземпляр «Марксист Таймс», — сказал дрочила, протягивая журнал. — В нём есть вставка с пояснениями, почему британские рабочие должны противостоять европейской сверхдержаве.

— Ты тут хорошо очень сказал, мне понравилось, только я читать не умею, — соврал Ходжес. — А давай ты мне вслух почитаешь?

— Вы можете купить экземпляр журнала и попросить кого-нибудь из своих друзей почитать вам его, — предложил марксист, опасаясь, что потратит на этого скинхеда кучу времени, в которое мог бы впаривать партийную литературу образованным прохожим.

— Не виноватый я, что такой тупой, — взорвался Джонни. — Мои батя с мамкой всю жизнь работали на заводах, а у меня в школе были проблемы с учителями, да я туда почти и не ходил. Я рос в муниципальном районе, меня сроду никто ничему не учил. Давай, почитай мне свой журнал, мне очень нравятся ваши идеи. Спорим, ты ходил в университет, все дела, и знаешь, как правильно говорить длинные слова.

— Ох, ну ладно, — согласился активист. Потом, перевернув пару страниц, он начал: — «В своей борьбе за свержение капиталистической системы потребления, отчуждённых вещей и за замену этих антагонистических отношений на социализированное единство, где продукты человеческого труда больше не обращаются против пролетариата в процессе отчуждения прибавочной стоимости, которую он создаёт, рабочий класс сталкивается...»

— Погод и-ка, — прервал его Ходжес. — Я думал, ты собираешься рассказать мне, что Европарламент — это говно. На фига мне слушать всю эту фигню про рабочий класс, это не ко мне.

— Слушай, — нетерпеливо ответил марксист. — Я начну про Европарламент через минуту. Статья начинается с обозначения отношений между пролетариатом и европейской политикой. Это должно сделать статью интереснее. Она написана с точки зрения, которую

ты разделяешь с партией, потому что относишься к рабочему классу!

— Если я рабочий класс, — выплюнул Джонни, — почему я на пособии? Почему у меня нет работы?

— Это же просто название! — запротестовал активист.

— Да пошёл ты на хуй! — завопил скинхед, вбивая кулак в зубы марксиста. Раздался радующий хруст раскалывающейся кости, и ублюдок отшатнулся назад, а в стороны полетели брызги крови и кусок зуба. Джонни совсем уж было собрался добить его, когда заметил, что к ним бегут два коппера.

— Здорово, что вы успели, — сказал Ходжес полицейским. — Этот сучок, пытался стукнуть меня башкой, когда я сказал, что не собираюсь слушать, как он поливает помоями наши прекрасные полицейские силы. Я, конечно, не первый начал, но когда он на меня бросился, я был вынужден защищаться. Хорошо, что вы пришли, это доказывает моё мнение, что бобби всегда рядом, когда он или она нужны, чтобы разобраться с проблемами.

— Не переживай, сынок, — ответила молодая офицерша, пока её коллега-мужчина надевал наручники на активиста. — Мы позаботимся об этом скандалисте. Теперь, прежде чем вы сможете уйти, я хотела бы узнать ваши данные и написать заявление...

Карен Элиот считала «Герб» на кэмденской Роял-Колледж-Стрит той ещё дырой. И всё равно согласилась встретиться в этом пабе с Джоком Грэхемом, потому что знала, марксист и художественный критик видит в нищете романтику. Элиот этот потасканная пивная дыра отнюдь не впечатлила — его наполняли снобистские неудачники от тусовки, жалкие в своих бесплодных попытках подделать членство в неких мифических низших слоях общества.

Карен по происхождению была из низшего среднего класса, и ни капли этого не стеснялась. Она всегда стремилась к лучшей жизни, и предпочитала пабы с экзотическими темами таким, как «Герб» с его попыткой эксплуатировать любовь высшего среднего класса к нищете. Элиот прошла долгий путь с тех пор, как покинула родное гнездо — развалюшку в Гершеме. Она зарабатывает больше; чем отец, у неё квартира в Блумзбери, она общается с миллионерами благодаря статусу арт-звезды. Элиот чувствовала, что у неё есть право смотреть сверху вниз на ублюдков вокруг, которым вопреки преимуществам частного образования отчаянно не хватает социальных навыков, таких, например, как привычка регулярно мыться.

— Ну, так скажи мне, — говорил Джок Грэхем, — откуда это очарование Неоизмом?

— Пожалуй, — ответила Карен, — не считая денег и славы, мой основной интерес в искусстве заключается в процессе исторификации...

— Постой, — вмешался Грэхем, поднимая правую руку, — у меня плёнка кончилась. Сейчас переверну. Юювая штука эти портативные диктофоны. Не представляю, как журналисты работали до того, как их выбросили на рынок. Ну вот, можно продолжать, я снова тебя спрашиваю, откуда эта одержимость Неоизмом?