Мечты роботов

— Больше чем мысль, Джим. Я уже пять лет работаю над этим, вначале только в свободное время, а теперь я ничем другим и не занимаюсь. Именно это беспокоит наш директорат, поскольку я давным-давно не отчитываюсь о проделанной работе.

— И почему же?

— Потому что я добралась до точки, где результаты выглядят… просто безумными.

Она отодвинула в сторону ширму, за которой оказалась клетка, а в ней сидела пара очаровательных мартышек с печальными глазками.

Беркович и Орсино переглянулись. Беркович коснулся пальцем кончика носа.

— То-то мне показалось, что тут чем-то пахнет.

— На что они тебе, Дженни? — поинтересовался Орсино.

Беркович сказал:

— Я, кажется, догадываюсь. Ты сканировала мозг мартышек, Дженни?

— Начала я не с них, а с гораздо более низкоорганизованных животных.

Дженни открыла дверцу клетки и взяла на руки одну из мартышек, похожую на маленького старичка, родившегося с врожденными дефектами.

Она пощелкала языком, нежно погладила мартышку и бережно застегнула на ней тонкий ошейник.

Орсино спросил:

— Что это ты делаешь?

— Она не должна двигаться во время обследования, а если я дам ей наркоз, это снизит точность эксперимента. В мозг мартышки введено несколько электродов, и я собираюсь подсоединить их к моей системе, к тому лазеру, которым я пользуюсь. Думаю, вам знакома эта модель, и мне не нужно объяснять вам принцип действия.

— Модель знакома, — сказал Беркович. — Но будь так добра, объясни, что ты собираешься показать нам.

— Проще будет посмотреть. Смотрите на экран.

Она подсоединила провода к электродам — быстро, уверенно, а затем щелкнула рычажком выключателя. Комната погрузилась в темноту. На экране возникла сложная картина пересекающихся ломаных линий. Медленно, постепенно в ней стали наблюдаться кое-какие изменения, затем на их фоне неожиданно возникли вспышки. Казалось, графики на экране живут своей особой жизнью.

— Это, — сообщила Реншо, — по сути дела, та же информация, что мы получаем при электроэнцефалографии, но гораздо более детальная.

— Достаточно ли она подробна, — поинтересовался Орсино, — чтобы понять, что же происходит с каждой отдельной клеткой?

— Теоретически — да. Практически — нет. Пока нет. Но у нас есть возможность разделить общую лазероэнцефалограмму на составные части — микролазерограммы. Смотрите!

Она включила пульт компьютера, и линия немедленно изменилась. Теперь она бежала маленькой ровной волной, колеблясь вверх-вниз. Потом изображение показало похожие на зубья пилы пики, которые тут же разредились, а затем линия стала почти плоской — вся эта сюрреалистическая геометрия менялась с огромной скоростью.

Беркович сказал:

— Ты хочешь сказать, что каждый маленький участок мозга дает свою собственную картину, не похожую на другую?

— Нет, — ответила Реншо, — не совсем так. Мозг в большой степени имеет однородное устройство, но от участка к участку отмечаются сдвиги показателей, и Майк может их регистрировать и использовать систему лазероэнцефалографии для усиления этих сигналов. Мощность усиления можно варьировать. Лазерная система позволяет работать без помех.

— А Майк — это кто? — поинтересовался Орсино.

— Майк? — рассеянно переспросила Реншо. Скулы ее тронул едва заметный румянец. — Я разве не сказала… Ну, я его иногда так зову. Это просто сокращение. Мой компьютер. Майк. Кстати, он имеет превосходный набор программ.

Беркович понимающе кивнул и сказал:

— Отлично, Дженни, только к чему все это? Ты разработала новое устройство для исследования мозговой активности с помощью лазера. Прекрасно. Очень интересная область применения, согласен, мне такое и в голову не приходило, я, в конце концов, не нейрофизиолог. Но почему бы тебе не написать отчет? Мне кажется, директорат поддержит…

— Это только начало.

Женевьева повернулась и сунула в ротик мартышки дольку апельсина. Мартышка, судя по всему, чувствовавшая себя уютно и спокойно, принялась медленно и с упоением жевать сочную дольку. Реншо отсоединила провода, но ошейник не отстегнула.

— Итак, — продолжала она, — я могу выделить отдельно микролазероэнцефалограммы. Одни из них связаны с ощущениями, другие — со зрительными реакциями, третьи — с разнообразными эмоциями. Это, конечно, очень интересно и познавательно, но мне не хотелось на этом останавливаться. Интереснее изучать те лазерограммы, которые отражают абстрактные мысли.

Пухлая физиономия Орсино удивленно и недоверчиво сморщилась.

— Но… как ты можешь это определить?

— Есть особый ярко выраженный вид лазерограмм. Он появляется при обследовании представителей животного царства со сложной организацией умственной деятельности. И потом… — Она умолкла, а затем, будто собрав все силы для финального удара, сказала твердо и уверенно: — Эти лазерограммы я подвергла предельному увеличению. И мне кажется, что можно утверждать… что это… именно мысли…

— О боже! — воскликнул Беркович. — Телепатия!

— Да, — сказала она вызывающе. — Именно!

— Тогда не удивительно, что ты не подаешь отчетов. Давай дальше, Дженни!