В нашем доме, разделив комнату перегородкой, поселился начальник участка строительства укреплений, или десятник, по фамилии Осипов. Маленького роста, с бородой, родом из какой-то центральной губернии, этот человек, хотя и не знал ни слова по-эстонски, вскоре благодаря своему общительному нраву стал известен всей округе. О нем говорили, что он из тех, кто полагает, что казенные деньги вполне годятся и для его кармана. Теперь крестьяне, старавшиеся увильнуть от призыва в армию, являлись на постройку укреплений с лошадьми и работали какое-то время, во всяком случае не полный день. В получку они только расписывались в ведомости — деньги же шли в карман Осипова. Делалось это легко, ибо начальник одновременно был и табельщиком — отмечал выход людей на работу и вел учет работ. Оплачивался труд на строительстве укреплений повременно: кто был с лошадью, получал четыре рубля в день, безлошадные — два рубля.
Тёмное царство
Хозяин хутора Соо скоро обнаружил, что получать кормовое зерно и кормовую муку из мызы становится все труднее. Но унывал он недолго. Размещенные в имении солдаты охотно меняли хлеб на табак. Обычно солдаты приносили хлеб в наш: дом. Мы покупали у них буханки, и Кости относил их на хутор Соо, где скармливал хлеб скоту. Кроме того, Кости вскоре свел знакомство с начальством продовольственного обоза. Несколько пачек папирос да бутылка спирта помогли ему успешно разрешить еще кое-какие важные хозяйственные проблемы. Навоз от армейских лошадей, находившихся в имении, конечно, должен был вывозиться на мызные поля, но после сговора хозяина хутора с начальством телеги с навозом сворачивали к землям Кости. В течение примерно года были удобрены почти все поля. И все это за гроши. За чарку водки солдаты перевозили навоз. И мызный управляющий ничего не мог сделать с ними, хотя и грозил выгнать их лошадей из имения. Таким образом, война была на пользу хозяину хутора Соо. Цены на все сильно выросли, особенно на продукты. С долгом он быстро разделался. Все шло, казалось, к тому, что хутор Соо станет настоящим кулацким хозяйством. Менялся на глазах и его хозяин Кости. Он стал самоувереннее, разговаривал свысока. Успехи вскружили ему голову. Разве они не свидетельствуют о его, Кости, предприимчивости и прозорливости?! Ведь он не пошел зарабатывать деньги на строительстве укреплений, не послал туда ни лошадь, ни работника. Он возделывал поля, как и подобает истинному земледельцу, и старался это делать как можно лучше. И в результате хутор украсился новыми постройками, достаток очевиден. И все это — плоды его труда.
Одно беспокоило Кости: на хуторе усилилось воровство. Кости подозревал, чьих рук это дело.
Сассь ушел из усадьбы Соо, грозясь, что он эту живодерню так не оставит, что обязательно сведет с ней счеты. И вот Кости уже однажды заметил утечку зерна из нового амбара. Выстроен он был из бревен и разделен на закрома, в которые зерно ссыпалось по сортам. Кто-то просверлил в бревнах дыры, сквозь которые зерно тонкой струйкой утекало наружу, в мешки. Хозяин никому о замеченном не сказал, но призадумался. Раскрыть вора помог случай. Однажды субботним вечером Руут Кару, который по-прежнему работал на хуторе батраком и которого хозяева ценили за послушание и покорность, попросил Кости одолжить ему ружье — он собирался побродить по лугам, поохотиться. Кости вдруг осенила мысль, а нельзя ли попросить Руута подстеречь вора. Он ответил, что ружье даст и на охоту позволяет пойти, правда, разрешения у парня нет, но это уж не его забота — там мызная земля и контролеров нет. Но только за это пусть Руут подкараулит вора. Руут, конечно, сразу же согласился, сказал, что ему даже интересно узнать, кто же это может быть. На том разговор тогда и кончился.
А через несколько дней случилось страшное: Сасся Кару застрелили возле его хибарки. Приезжали конные урядники, расследовали дело. Старый Кару и его жена Лээна твердили одно — убийца не кто иной, как их собственный сын Руут. Это он, выслуживаясь перед хозяином хутора Соо, стрелял в собственного брата. Урядники составили протокол и увезли Руута Кару в городскую тюрьму. Через несколько месяцев его освободили. Я помню, как однажды вечером, когда вся наша семья сидела за ужином, неожиданно вошел Руут Кару. Он рассказал, что суд признал его невиновным. И это несмотря на то, что родители по-прежнему обвиняли его в убийстве. Они утверждали, что в тот вечер Сассь, поужинав, вышел во двор, и вскоре раздался выстрел. Сассь, шатаясь, вернулся в дом и явственно произнес:
— Руут выстрелил мне в грудь.
Старики заявили все это в суде под присягой.