Мечта цвета фламинго

– Легко… – Ольга дохнула прямо Валентине в лицо отвратительным вонючим перегаром.

– Вот и вари им! – не выдержала и сорвалась на крик Валентина. – А из моего дома все немедленно убирайтесь вон!

– Эт-тот дом не т-только т-вой! – запинаясь от закипающей в нем злобы, выкрикнул ей Шурик и перелил «Льдинку» через край стакана, за что тут же лишился бутылки, а дядя Вова с радостью отхлебнул ставшую пузырем над стаканом жидкость. – Эт-то и м-мой дом т-тоже! И п-попрошу н-не забывать!

– Ладно, Шурик, не кипятись! – примирительно сказал Костя Еж. – Мы уйдем… Баба твоя, видать с работы пришла, устала. Что мы – нелюди какие… Уйдем, только пусть сначала с нами выпьет, уважит! – И он стал совать в руки Валентине стакан со «Льдинкой».

Валентина с омерзением оттолкнула от себя стакан. Трясущиеся руки Ежа не удержали его, он упал на пол, разбился, и драгоценная влага растеклась блестящей лужей.

– А вот это уже не годится! – с угрозой в голосе проговорил дядя Вова. – За это, между прочим, деньги плачены!

– Ладно, дядя Вова… – все так же ласково сказал Еж. – С кем не бывает! Мы еще нальем, не пожалеем! Она же для нас свой борщец не пожалела, правда, Валюха! – Он отвратительно подмигнул Валентине и подвинул к бутылке собственный стакан.

Валентина в изнеможении прислонилась к стене, размышляя, что лучше сделать: продолжать настаивать, чтобы они убирались вон, или скрыться от греха подальше в комнате. Наверно, лучше уйти… Разве она сможет справиться с тремя мужиками, которые пьют литрами и особо не пьянеют? Им давно уже все равно, сколько выпить: стопку или ведро. Результат – один и тот же, но они все равно пьют, все еще надеясь на приход приятного состояния расслабленности и забытья. Оно, это состояние, приходит, а они все пьют, пьют, звереют и звереют…

К Валентине вплотную подошел дядя Вова и стал совать ей в лицо стакан. Она, отбивалась, как могла, но на помощь своему дружбану поспешили Лахудра с Ежом. Ольга вцепилась в руки Валентины, а Еж вонючими пальцами схватил ее за лоб и подбородок. Отвратительная «Льдинка» обжигала Валентине плотно сомкнутые губы, текла по выходному костюму. Она уже еле дышала и думала, что пришел ее смертный час, когда вдруг раздался голос Ромки:

– А ну все отвалили от нее, а то застрелю!

Лахудра с Ежом ослабили хватку и вместе с дядей Вовой с интересом обернулись. Валентина с ужасом посмотрела на сына. С горящими глазами он стоял в дверях кухни с наведенным на пьяную компанию оружием. Что было у него в руках: револьвер, наган, пистолет, – в этом Валентина не разбиралась совершенно. Она видела только черную страшную дыру дула.

– Нет! Сыночек, нет! – рванулась она к Ромке, но дядя Вова тяжелой рукой опять припечатал ее к стене и совершенно трезвым голосом сказал:

– Мальчик шутит! Правда, мальчик?

– И не думаю, – криво усмехнулся Ромка, поднял дуло к лампе и выстрелил. Валентина охнула и зажала руками уши. Лампа разлетелась в мелкие брызги. В кухню вползли бледно-голубые июльские сумерки Питера. – А ну валите отсюда! – Он прошел к матери, плечом отодвинул от нее застывших алкашей и гаркнул во всю силу своих легких: – Пошли отсюда, бомжары вонючие, я сказал! Повторять больше не буду! – И выстрелил в тонкостенный стеклянный стаканчик на окне, в котором Валентина держала отросток герани под названием «Купчиха», надеясь, что он даст корни. Стаканчик лопнул, вода выплеснулась на пол. Кустик герани, взмахнув листиками, как бабочка, спланировал на пол. Валентина ждала, что упадет оконное стекло, но этого, к счастью, не случилось. Случилось другое: всерьез струхнувшие алкаши, отталкивая друг друга, поспешили к выходу и очень скоро скрылись за дверью. На своей табуретке остался сидеть до потери речи перепуганный Шурик. Ромка подошел к отцу, навел на него дуло и рявкнул:

– Встать!

Шурик резво вскочил и даже поднял вверх руки, хотя его об этом не просили.

– Ты, тварь! Маму этим… – Ромка непечатно выругался, – …на растерзание отдал! Вон отсюда, гад, я сказал! И чтобы мы тебя здесь больше не видели! Никогда! Иначе – застрелю!!!

Шурик с сожалением глянул на недопитую «Льдинку», но опустить руки не посмел. Как был, в шлепанцах, мятых трениках и майке, он бочком прошел к двери и исчез из квартиры.

– Ромочка! – бросилась к сыну Валентина. – Где ты это… – она дрожащим пальцем показала на оружие, – …взял? Тебя же могут привлечь за ношение…

– Не привлекут, – Ромка небрежно бросил свой револьвер или наган на холодильник и распахнул окно. – Пусть проветрится. – Он заметил сумасшедший взгляд матери, устремленный на тот страшный предмет, который только что стрелял у нее в квартире, и улыбнулся: – Не бойся. Это всего лишь пугач! Игрушка!

– Игрушка? А как же… – И Валентина показала на разбитые лампу и стаканчик с геранью.

– Он резиновыми пульками стреляет. Я специально выбрал тонкое стекло. Конечно, шикарнее было бы раздолбать «Льдинку» на столе, но… – он развел в стороны руками, – не получилось бы.

– Но как же… а грохот-то, грохот!