Мечта цвета фламинго

И она несколько раз выбрасывала его шмотки, и он уходил к Ольге, но всегда возвращался во время отсутствия дома Валентины, а потом униженно просил прощения. Она прощала, он с месяц держался, а затем все опять начиналось сначала. Валентина меняла замки, но Шурик в пьяном угаре выворачивал их с мясом и пил вместе со все более опускавшейся Ольгой прямо на Валентининой кухне, не стесняясь уже подросшего и все понимающего Ромки. Ольгиного Димку забрала к себе бабушка, которая уже перестала надеяться на возрождение из пепла дочери и всю свою любовь устремила на внука.

Постепенно к компании Шурика с Ольгой, которая уже окончательно превратилась в Лахудру, присоединились еще двое таких же страшных, синюшных алкаша, и Валентинин дом стал постепенно превращаться в притон. Шурика выгоняли из всех мест, куда он пытался устраиваться на работу, и в отсутствие постоянной деятельности он почти все время проводил дома. Разводиться с ним было бессмысленно, потому что выселить его с места законной прописки все равно не представлялось возможным. Валентина с Ромкой старались как можно реже бывать дома, но это удавалось только летом. В холодную погоду они вынуждены были вдвоем закрываться в комнате и включать на полную громкость телевизор, чтобы заглушать доносящиеся с кухни пьяные вопли. Как Валентина ни старалась уберечься, одежда ее пропитывалась отвратительным запахом зловонного кабака, чего она очень стеснялась. Иногда, попавшись под руку Шурику и помешав ему веселиться, она получала его тяжелой рукой удар куда придется. Несколько раз в разгар зимы она приходила на работу в темных очках, чтобы скрыть синяки под глазами.

Случались, правда, в жизни Шурика времена затишья и раскаянья. Он выпроваживал из квартиры Лахудру с компанией, мылся, чистился и устраивался на работу, но держался недолго, и все начиналось сначала.

Валентина долго стеснялась говорить в лаборатории о том, что произошло с ее мужем, а потому и с ее жизнью, но синяки не скроешь, и однажды, заливаясь слезами, она рассказала сотрудникам все. Потом она очень жалела о своей несдержанности, но дела было уже не поправить. Как всегда, под маской сочувствия сотруднице Голощекина разнесла эту пикантную новость по всей центральной лаборатории. Однажды на новогоднем вечере Валентина с подносом бокалов шампанского остановилась позади Галины Андреевны, которая о чем-то беседовала с начальницей химико-спектральной лаборатории. Она хотела по-праздничному бесцеремонно прервать их, предложив шампанского, но услышала вдруг свое имя.

– Вы видели сегодня нашу Валечку: ее синее платье так подходит к глазам, хотя, конечно, оттенок несколько не тот… – как всегда приторным голосом говорила Галина. – Да-да! Как вы верно говорите: и умница, и красавица, и хозяйка такая, что еще поискать, а муж (вы не представляете!) – алкаш! Он даже в постели променял ее на какую-то женщину с мерзостной кличкой… кажется… Лахудра… И чего этим мужикам надо? Я так ей сочувствую, так сочувствую, вы даже не можете себе представить!

Валентине очень хотелось опустить поднос на красиво причесанную голову Голощекиной. Она уже слышала стук жести, видела, как скатываются с него бокалы, как шампанское льется на дорогое золотистое платье Галины Андреевны, но взяла себя в руки, сунула поднос вовремя подвернувшемуся рядом Морозову и пошла с Ниной танцевать рок-н-ролл, на который устроители праздника только что объявили конкурс.

Валентина набрала в грудь побольше воздуха и рванула дверь кухни. Ее взору предстала все та же компания, которая последнее время все чаще и чаще гнездилась в ее доме. Компания, очевидно, только что стрескала борщ, сваренный Валентиной на три дня. Во главе стола сидел ее Шурик с кастрюлей перед носом и лениво скреб по дну половником. Перед пустыми уже тарелками с бордовыми разводами на дне сидели Костя Еж, плюгавенький грязный мужичонка без определенного возраста и занятий, весь обросший седой редкой щетиной; спившийся сантехник местного жэка дядя Вова и, разумеется, Ольга Лахудра во всей своей красе: с фиолетовым синяком под глазом, со спутанными, давно не мытыми волосенками и отсутствующим на самом видном месте зубом. Одни глаза еще напоминали прежнюю Ольгу: огромные, темные и печальные. Но Валентина давно уже не верила их жалостливому взгляду. На полу валялись две пустые водочные бутылки и одна из-под денатурата. В центре стола торжественно стояли два маленьких бутылька средства для обезжиривания поверхностей под изящным названием «Льдинка».

– О-о-о! Глядите, моя Валюха пришла! – осклабился Шурик. – А мы тут с друзьями, – он широким жестом обвел свою мерзкую компанию, – обедаем!

– По-моему, пора бы уже ко сну отходить, а они обедают! – сквозь зубы проговорила Валентина.

– А ты садись с нами! Не побрезгуй! – подвинул к столу еще одну табуретку дядя Вова. – Шурик, налей!

Пока Шурик трясущимися руками цедил в грязный стакан «Льдинку», Костя Еж решил похвалить Валентину:

– Такой у тебя, Валька, борщец! Ел бы и ел… да кончился… Вот ты, Лахудра, скажи, ты смогла бы сварить такой борщец?