Мечта о Крылатом Коне (сборник)

– Хвалю за бдительность! – сказал Кощей и тут же Марьяне орден вручил – «Череп с Костями» второй степени.

Осталась ведьма на посту, а Егорушку вурдалаки потащили прямо во дворец Кощея. Сразу же и Чуду-Юду вызвали на опознание. У того уж новые головы отрасти успели, только пока совсем уж несмышлёные.

– Этот, что ли? – спросил Кощей, указывая на Егорушку.

– Может, правду сказать? – шепнула на ухо левая старая голова правой.

– Засмеют же, – так же тихо отозвалась правая. – Да и молодёжи какой пример…

– Он ко мне спящему подкрался, – доложили обе головы хором. – Подкрался и головы поотрубал.

– Спишь на работе! – возмутился Кощей, но тут же решил, что Чудо и так само себя наказало. – Зажарить тебя или повесить? – обратился Кощей к Егорушке. – Нет… Отдам я тебя Чуде-Юде на съедение. Ему сейчас усиленное питание требуется.

Молодые головы обрадовались, а старые погрустнели – знали, чем дело может кончиться…

– Только подальше отсюда иди, – приказал Чуде Кощей. – Не люблю кровавых сцен.

Унёс Чудо-Юдо добычу свою за холмы, присел на землицу, а Егорушку на пенёк положил.

– Дай я сперва откушу, – сказали друг другу старые головы.

– Это чё ж, опять всё вам достанется?! – возмутилась одна из молодых голов, а две других, чтобы несправедливости избежать, вцепились зубами в старших товарищей.

Старые головы отлетели, и Чудо-Юдо тут же раскаялось в содеянном…

– Что мы наделали, сиротинушки! – закричало Чудо в три оставшиеся глотки и к Кощею побежало, забыв о добыче своей.

Увидел Кощей, что у Чуды опять голов не хватает, и страх его взял.

– Неужто Егорушка-богатырь на волю вырвался?! – кричит. – Как же он Чуду-Юду одолел?!

Но никто ему ответить не мог, потому что никто не видел. В общем, решил Кощей, что он хоть и Бессмертный, а поберечься надо. Выпрыгнул он в окно и помчался со всех ног через тёмные леса и высокие горы туда, где ни один богатырь его не достанет. А вслед за ним и все ведьмы, вурдалаки и прочие чудища разбежались кто куда. Только Марьяна так и сидела на заставе, не ведая, что в царстве Кощеевом стряслось, пока сам Егорушка, домой возвращаясь, ей не рассказал.

Гремучая Чуча

Охота на Чучу была разрешена только три дня в году. Вообще-то, от Чучи вреда никакого не было. Бродила она по лесам соседним и пригоркам, в речках купалась, а что она кушала, так и вообще никто не знал. Но все ее беды оттого происходили, что была она не простой, а гремучей. Да и гремела она хоть и постоянно, но не так уж и громко. На нее, может быть, никто бы и внимания не обращал. Но были в деревне две бабки скандальные, которые, как Чучу заслышат, такой крик поднимали! Мол, совсем никакого покою не стало, людей от дела отвлекает, спать никому не дает. От них шуму было гораздо больше, чем от Чучи, но виноватой всё равно Чучу считали.

На Чучу каждый год охоту устраивали. Брали все оружие, какое под руку подвернется, и шли в лес всей толпой: мужики с косами, бабы с ухватами, дети малые с рогатками, а иные добры молодцы – с луками да стрелами. Только всё было без толку: даже когда Чучу слышно было, никто ее увидеть не мог, а во время охоты она вообще затихала, хоть и трудно ей было не греметь.

А из охотников так и не знал никто даже, какая она из себя. Бывало, енота, зайца или глухаря поймают и всё допрашивают, не он ли Чуча и есть. Но никто никогда не признавался, все говорили, что им и самим от Чучи несладко приходится. Сама Чуча порой уходила в места безлюдные, беззвериные, но греметь, когда ее никто не слышит, ей тоже не в радость было.

Как-то раз собрался народ (уж в который раз!) Чучу добывать. Большая толпа собралась – все от мала до велика, только Васятка, сын свинопаса общинного, дома остался. «Я, – говорит, – лучше тута Чучу эту самую покараулю. Раз уж ее никто изловить не может, так что всё равно, где за ней гоняться, по лесам или по собственной избе». А когда все ушли, сел он корзину плести да самому себе сказки рассказывать. Про Змея Горыныча рассказал, про Бабу-ягу, начал было про Кощея и вдруг чует: кто-то дрожит поблизости так, что корзина у него в руках трясется. Сунул он голову в корзину и не увидел никого, только вдруг кто-то за нос его ущипнул.

– Ой, кто там?! – Васятка хотел было испугаться, но сразу же передумал, потому что вспомнил, что никого на свете не боится, даже злобного борова Цезаря, который в отцовском стаде самым главным был.

– А ты никому не скажешь? – послышалось из корзины.

Васятке любопытно стало, а тут из корзины как громыхнет что-то, и понял он сразу, кто там прячется. Пожалел он, что к корзине крышку сплести не успел, но Чуча будто мысли его прочитала.

– Меня, – говорит, – крышкой корзинной не удержишь, я между прутьев прошмыгну, вот такая я неуловимая.

– А ты покажись, – сказал Васятка. – А то слышать-то тебя все слышали, а вот увидеть бы…

– Не могу я, – грустно ответила Чуча. – Мне для этого надо вспомнить, какая я на вид, а я уж так давно в невидимости пребываю, что и забыла совсем.

– А чего ты трясешься?