Мечта Мира

— Да, в каждой жизни ты будешь встречать меня, Одиссей, то под тем, то под другим видом, то в этом, то в ином образе, так как Вечная Красота, дочь богов, имеет много образов, а любовь имеет много имен. Ты будешь встречать меня, чтобы вновь утратить!

— Когда же мы станем супругами? — спросил Одиссей.

— Завтра, за час до полуночи, приходи к воротам моего храма; я выйду к тебе; ты узнаешь меня по этой рубиновой звезде, которая будет светиться во мраке. Тогда веди меня, куда хочешь! Ты станешь моим господином, а я твоею супругою! А там, как угодно будет богам, так и будет. Но я хочу бежать из этой страны Кеми, где месяц за месяцем в течение целого года боги заставляют людей умирать за меня. А пока прощай, Одиссей, обретенный, наконец, после стольких лет!

— Прощай, госпожа! Завтра я буду ждать тебя у ворот, а там, сам я держу в мыслях, как бы покинуть эту страну тайн, колдовства и ужасов, но не могу сделать этого раньше, чем возвратится Фараон, отправившийся воевать и поручивший мне охранять его дворец!

— Об этом мы поговорим после, а теперь иди, так как здесь, в этом святилище, нам не должно говорить о земных вещах! — сказала Златокудрая Елена. Одиссей прильнул губами к ее руке и затем молча вышел из святилища.

XVI. Отделение духа Реи

Жрец Реи бежал от врат Смерти, охраняемых духами умерших героев, от святилища, двери которого раскрывались только перед людьми, обреченными на смерть. Тяжело было на сердце у старика: он любил Скитальца. Среди темнокожих сынов Кеми старик не знал ни одного, который бы равнялся этому ахейцу, ни одного, столь красивого, столь сильного и могучего, столь ловкого и искусного в боях! Потом Реи вспомнилось, как он спас жизнь той, которую он любил больше всех женщин в мире, Мериамун, дочь светлого месяца, красивейшую из цариц, когда-либо восседавших на троне Египта, красивейшую и ученейшую после Тайа. Вспомнилась Реи красота чужеземца, когда тот стоял на подмостках в то время, как длинные копья летели в него; вспомнилось видение Мериамун. И чем больше он думал, тем сильнейшее смущение овладевало им. В одном только он был уверен, это в том, что эти сны и видения насмеялись над Мериамун, и что человек, явившийся ей в этих видениях, никогда не будет ее супругом, так как он на его глазах пошел на смерть в храм Погибели.

Спотыкаясь, спешил Реи во дворец и, минуя великолепные залы, хотел пройти в свое помещение, но у дверей, ведущих в собственные покои царицы, стояла сама царица Мериамун во всей своей величественной красоте, точно изваянная из драгоценного мрамора, в царственном одеянии, увенчанная убором из золотых змей на черных, как смоль, волосах, ниспадавших широкой шелковистой волной, точно мантия вдоль стройной спины и горделивого стана. Как-то загадочно странно смотрели ее большие черные глаза из-под густых ресниц и точно проведенных кистью художника бровей, оттенявших матовую белизну ее высокого, гладкого, как слоновая кость, лба. Низко склонившись перед ней, Реи хотел пройти мимо, но она остановила его.

— Куда ты идешь, Реи, и почему так печально лицо твое? — спросила она.

— Я иду по своему делу, царица. А лицо мое печально потому, что от Фараона нет никаких вестей, и никто не знает, что сталось с ним и с сонмом Аггура, который он пустился преследовать!

— Быть может, ты говоришь правду, Реи, но не всю правду! Зайди ко мне, я желаю поговорить с тобою! — сказала царица, и старик послушно последовал за нею в ее покои, где, по приказанию ее, сел в то самое кресло, в котором сидел Скиталец. Вдруг царица Мериамун опустилась перед ним на колени, слезы стояли у нее на глазах, грудь ее порывисто вздымалась от подавленных рыданий.

— Что с тобой, царица, приемная дочь моя? — спросил старик.

— Слушай меня, старый друг, единственный друг мой! — отвечала Мериамун. — Помнишь тот день, или вернее, ту ночь, когда я прокралась к тебе? То было в ночь, следующую за той ужасной ночью, когда я стала женою Фараона, и рассказала тебе тот страшный сон, который не давал мне покоя!

— Я хорошо помню это странное видение, о котором ты говорила мне тогда, только разъяснить его не в силах мой слабый ум!

— Помнишь, что видение то — был блестящий воин в золотых доспехах, которого мне суждено любить, в золотом шлеме, в который вонзился бронзовый наконечник копья?

— Да, помню!

— А знаешь, как зовут этого человека? — уже шепотом спросила она, глядя на старика широко раскрытыми глазами. — Не зовут ли его Эперитом, Скитальцем? Не он ли явился сюда с наконечником копья в шлеме? Я полюбила его в тот самый миг, когда впервые увидела его во всей его славе и во всей красе! Теперь я узнала его настоящее имя; это — Одиссей, сын Лаэрта, Одиссей из Итаки. Я узнала это своим колдовством, вырвав истину у хитрейшего из людей. Хотя мне казалось, что он отстраняется от меня, все же мне удалось выпытать от него, что он странствовал долго и издалека, чтобы отыскать меня, богами назначенную и обещанную ему супругу!

При последних словах ее старый жрец вскочил со своего кресла.