Мечта империи

Курций оставил машину у кованых ворот, и они двинулись к вилле пешком вдоль бассейна около сотни футов длиной. По обеим сторонам бассейна стояли, тесня друг друга, мраморные нимфы и юные сатиры. Дорожки сплошь покрывала мозаика – спелые плоды и цветы были разбросаны в цветных квадратах, а на белом фоне попадалась то игривая рыжая кошка, то птичка, клюющая зерна. Мозаика была столь совершенна, что в рассеянном утреннем свете и птицы, и кошки казались живыми. Поначалу Вер опасался ступать на их изображения, особенно после того, как из-под ног его с пронзительным воплем выпрыгнула настоящая рыжая кошка – точная копия мозаичной. Ожившая кошка вспрыгнула на плечо обнаженного мраморного юноши и уставилась на незваных гостей бледно-зелеными светящимися глазами.

– Я слышал, что гении иногда обращаются в кошек, – сказал Вер.

– Могу тебя заверить, мой гений мало походил на домашнего котика, – отозвался Элий.

– Ну, кто там еще ходит и болтает, мешая работать! – воскликнул раздраженный мужской голос.

Возглас донесся из раскрытого окна. Когда гладиатор заглянул внутрь, то увидел за письменным столом человека. Пишущая машинка и рядом стопка белоснежной бумаги, массивный чернильный прибор с фигуркой Гермеса, мраморные бюсты Сенеки и Овидия – антураж не оставлял сомнений в том, что перед ним сочинитель. Человек за столом был маленького роста с непомерно большой головой и выпуклым лбом. Под густыми бровями прятались темные суетливые глазки. В прежние времена он мог бы стать шутом при дворе императора, теперь он нашел занятие более изысканное.

– Мы помешали? – поинтересовался Курций, подходя.

Человечек подпрыгнул от неожиданности и, кажется, испугался. Но тут же его толстые ярко-красные губы сложились в сладенькую улыбку:

– Кого я вижу! Центурион Курций собственной персоной. И в сопровождении гостей! Да еще каких! Гладиатор Вер! Как я рад, что ты заглянул в мое скромное жилище, боголюбимый!

– Разве мы знакомы? – спросил Вер.

– А как же! Любой римлянин знает тебя в лицо! Лучший исполнитель желаний! Твои портреты продаются в лавке книготорговца Вария всего за два сестерция, а скульптуры вышиной в ладонь – за четыре. Я держу одну твою статуэтку в ларарии, боголюбимый Вер, исполнитель желаний.

– А мою скульптуру ты не держишь в доме? – спросил Элий, подходя.

– Конечно, сиятельный! У меня есть твой мраморный бюст работы знаменитой Марции.

– Надо же, а я думал, что Марция изваяла меня в единственном числе, – шепнул Элий на ухо своему другу.

– Этим доблестным мужам досталось в ночной переделке, – сказал Курций, прерывая восторженные комплименты хозяина. – Им надо отдохнуть, пока я занимаюсь их делом. Пусть они погостят у тебя. А сейчас меня ждут. Надеюсь, гостям у тебя понравится.

И Курций направился к своей машине. Как показалось гладиатору, уходя, вигил бросил на него выразительный взгляд.

– Заходите, друзья, и будьте как дома! – воскликнул сочинитель. – Я работал и как раз писал третью главу новой книги. Да будет вам известно, что я всегда пишу по ночам, отрешившись от дневной суеты. Ночью я беседую с богами. Иногда они подсказывают мне кое-какие забавные мысли. Я только что закончил последнюю страницу, и теперь полностью свободен и нахожусь в вашем распоряжении, дорогие гости. Кстати, да будет вам ведомо, что я сочиняю новый библион о Траяне Деции, отце Нового Рима. Теперь, когда мы находимся на пороге Третьего тысячелетия, интерес к истории необыкновенно возрос. Издательства завалили меня заказами. Я был уверен, что они обратятся именно ко мне, потому что лучшего литератора им не найти! – Не в силах сдержать эмоции, Макрин воздел руки к потолку. – Фурор! Сиятельный сенатор явился в дом простого сочинителя! О, как я тронут! Тит Макрин, неужели ты удостоен такой чести? Так что же, сиятельный, ты стоишь подле окна? Пожалуй, в дом со своим благородным другом!

Элий, не терпевший лести, едва сдерживался, чтобы не сказать в ответ что-нибудь резкое.

А кошка тем временем уселась на ограде, лизнула лапку и мяукнула:

– Какие глупые люди!

И принялась таять в воздухе. Вскоре над оградой остался лишь ее платиновый абрис, да и тот вскоре исчез.

Макрин сам распахнул двери в дом, оттолкнув заспанных слуг, ухватил Элия под руку и ввел в атрий.

– Не желает ли сиятельный принять ванну с дороги? – не на мгновение не умолкал сочинитель. – А что сиятельный думает о моей последней книге? И как ему нравится сочинение этой бездарной Фабии? Ужасно, что ее библионы печатают, да еще таким тиражом! Эти библионы примитивны!

– А мне нравятся ее сочинения, – сказал Элий, чтобы хоть как-то досадить Макрину. – Они чувственны, но лишены пошлости. И в них есть некоторое изящество.

Макрин глянул на Элия как на заклятого врага, но в следующий миг вновь приклеил к губам льстивую улыбку и заговорил о другом: