Читаем Мечом раздвину рубежи полностью

Микула так и поступил: по городу ходил либо с людьми, присланными Сарычем, либо следовал на расстоянии за ним самим, переодетым в нищего или, наоборот, в состоятельного горожанина или купца. А вот при поездках за город и при осмотре крепостных укреплений потребовалось его присутствие – казак оказался на редкость осведомленным во всех тонкостях крепостного дела и знатоком по части захвата всевозможных укреплений. Но Микула постарался обезопасить его и здесь. С утра он рассылал якобы по делам всех своих дружинников, а через время выезжал с подворья сам. По пути часть дружинников в разных местах присоединялась к нему, одним из них оказывался облаченный в доспехи русского воина Сарыч. Так они поступили и сегодня, и сейчас казак, ничем не выделявшийся по внешнему виду из числа настоящих дружинников-русичей, спокойно ехал рядом с сотником.

Они приближались к городу, когда с ними поравнялся скакавший навстречу небольшой отряд хазарских воинов. Хазары уже промчались мимо, как неожиданно трое из них развернули лошадей и догнали русичей. Смуглый бородатый воин в позолоченных доспехах и дорогом халате поверх них преградил Микуле дорогу, почтительно приложил к груди правую руку.

– Русский гость, прости, что встал на твоем пути. Обещаю, что не задержу тебя долго. Скажи, кто тот человек, что едет рядом с тобой? – и хазарин указал плетью на Сарыча.

– Хазарин, я спешу, и ты очень некстати остановил меня,– ответил Микула в наступившей тишине.– Но я отвечу тебе. Это мой воин, с которым я прибыл в Итиль с караваном купца Исаака.

– Давно ли ты его знаешь? – спросил хазарин, не сводя внимательного взгляда с Сарыча.

– Под моим началом он три года, но встречал я его в Киеве и прежде.

– Три года? Возможно. А что тебе известно о его прошлом? Откуда он и кем был до того, как стал воином князя русов?

– Хазарин, ты на редкость любопытен,– сухо ответил Микула.– К тому же забыл сообщить, по какому праву задаешь мне вопросы и требуешь на них ответа. Ответа от меня, сотника великого киевского князя, друга твоего кагана? – повысил он голос.

– Рус, я знаю, что ты сотник и даже как тебя зовут. Хорошо знаю и то, что не вправе требовать от тебя чего-либо. Но мы оба воины, я тоже юз-беки(Юз-беки – сотник (хаз.).) доблестных ал-арсиев, а потому обращаюсь к тебе как равный к равному, как к человеку одинаковой со мной судьбы. Тот, о ком мы говорим, очень опасен, он давний враг Хазарии и должен ответить за совершенные против нее преступления.

– Мне неизвестно, о чем ты говоришь,– отрезал Микула.– Я знаю лишь одно – он воин великого киевского князя, и лишь князь может распоряжаться его судьбой.

– Сегодня великий князь далеко, и судьба этого человека в твоих руках,– возразил юз-беки.– Знай, что он беглый преступник, приговоренный за измену Хазарии к смерти. Русь и Хазария – друзья и по договору о мире не должны укрывать беглых преступников. Тебе должно быть об этом известно, сотник Микула.

– Я это знаю. Но уверен ли ты, что мой дружинник и беглый преступник, о коем ты говоришь, один и тот же человек?

– Да.

– Но этот воин только у меня три года, а прежде нес службу у моего друга, сотника Олега. Сколько же времени минуло с поры, когда он якобы совершил деяние, в котором ты его обвиняешь? Не может ли быть ошибки? – продолжал разыгрывать удивление Микула.

Видимо, его уверенный тон оказал воздействие на юз-беки, потому что он вопросительно посмотрел на одного из своих сопровождавших.

– Это он. Я узнал его с первого взгляда,– решительно отчеканил тот.

– Это преступник, о котором я говорю,– снова обратился к Микуле юз-беки.– И мы с тобой зря спорим, сотник, ведь можно легко проверить, кто из нас прав. Этот человек когда-то был воином и находился под его началом,– кивнул юз-беки на своего спутника.– А каждый воин имеет отметины, по которым его не спутаешь ни с кем. Согласен со мной?

– Да. Но что мог совершить преступник, о котором ты говоришь, если он был на службе у кагана?

– Он асий и честно исполнял свой долг до того, как его тумену(Т у м е н – десять тысяч воинов.) было приказано подавить очередной мятеж асиев. Тогда он, предав Хазарию и нарушив клятву кагану, перебежал к соплеменникам и сражался в их рядах. Ему удалось уцелеть в боях, и после разгрома мятежников он сбежал к степным разбойникам на порубежье с буртасами. За измену Хазарии он был приговорен к смерти, и топор катилы(Катила – палач (хаз.).) давно ждет его. Но наказание понес и другой, ни в чем не повинный человек – мой друг и его тогдашний юз-беки Арук,– указал хазарин на того же спутника.– Его перевели в простые воины, и, даже приняв мусульманскую веру и заслужив право стать ал-арсием, он так и не смог возвратить утраченное высокое звание юз-беки. Сейчас он всего лишь мой десятский и очень хорошо помнит того, по чьей злой воле лишился всего, чего достиг долгими годами верной службы кагану. Арук, опиши приметы, по которым ты можешь безошибочно отличить изменника от схожего с ним лицом человека.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рюриковичи

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза