Мечом раздвину рубежи

Обсуждение плана затянулось надолго, и Микуле с Сары-чем удалось поспать не больше двух часов. Наверное, поэтому Сарыч выглядел чем-то встревоженным и был совершенно не похож на себя: все валилось у него из рук, на вопросы отвечал невпопад, половину сказанного ему попросту не слышал.

– Послушай, что с тобой? – спросил Микула, когда лошадь казака споткнулась на каменистой дороге и тот едва не вылетел из седла.– Не выспался, что ли? Или съел что-то плохое и теперь маешься животом и головой?

– Сам не знаю, что со мной,– грустно ответил Сарыч.– Тяжко почему-то на душе, и словно покинула меня жизнь: ничего не хочется, ничто не волнует, а в ушах постоянно звучит чей-то знакомый, зловещий смех: то ли сраженного тобой в поединке Арука, то ли добитого мной Ичкера, в которого вселилась душа-оборотень Арука. Не к добру это, тем более что и сон мне дурной приснился, и конь уже трижды споткнулся. Знай, что перед выступлением в путь я был у Казака и завещал в случае своей смерти тебе мою часть отрытого нами пиратского клада.

– Что за нелепицу вбил ты себе в голову? – разозлился Микула.– Плохое настроение и шум в ушах у тебя от долгого пребывания в холодной воде либо от недосыпа за последние двое суток. Не обращай на это внимания, и все скоро пройдет.

Сарыч будто и не слышал слов сотника.

– Микула, я тебе сказал то, что хотел. Когда меня не станет, вспомни, что моя часть пиратского клада теперь твоя. И распорядись ею, как велят ваши боги и твоя совесть. А последним местом моего пребывания на земле пусть будет священный погребальный костер, откуда души павших воинов улетают на Небо…

Но Микула его уже не слушал. Ревевший со всех сторон ветер внезапно стих, серая пелена обволакивающего всадников взвихренного песка стала словно прозрачной, и сотник среди кромешной ночной мглы ясно, будто в солнечный полдень, увидел узкую тропу под ногами, бездонную пропасть слева от нее, каменное русло высохшего подземного ручья, где заканчивалась тропа. В полнейшей тишине, при невесть откуда взявшемся ослепительном свете конь Микулы ступил на дно бывшего ручья, и сотник словно пробудился ото сна: вокруг снова ревел на все голоса ветер, а их небольшой конный отряд обволокли ночь и пелена пыли. Только слабый свет факелов отражался от каменных глыб, нависших над их головами. Вскоре русло высохшего ручья раздвоилось, и ехавший впереди Микулы казак остановил лошадь, повернулся к сотнику. Поднял руку с ременной плетью, вытянул ее вперед.

– Русский брат,– донесся сквозь рев песчаной бури его голос,– здесь наши дороги расходятся. Я отправляюсь к казакам, отбившим у черных клобуков табун, а ты езжай к своим дружинникам. Встретимся близ Итиль-реки…

«Русский брат… русский брат… русский брат…»-начало тяжело бухать, словно удары молота, в голове у Микулы, едва он расстался с казаком, и он никак не мог отделаться от этих слов. «Русский брат… русский брат…»– назойливо звучало в голове, как ни пытался он прогнать из мыслей это словосочетание. «Русский брат… русский брат…»– эти два слова вытеснили из головы Микулы все остальное, словно они являлись сейчас самыми важными в его жизни. От этих неотступно повторяющихся слов пухла голова, стучало в висках, бросало то в жар, то в холод. Почему эти слова привязались к нему, отчего не хотят уходить из головы, заполонили все мысли? Не могли же они взяться сами по себе, возникнуть ниоткуда?

И вдруг слова исчезли из головы, будто их там никогда и не было, а мозг Микулы пронзило воспоминание. Лысая гора близ Киева, священный источник Перуна, старый волхв, его хранитель, и они с великим князем возле клокочущей у ног вспененной воды. Да перед ним только что было одно из тех видений, что явили ему боги! Последнее из трех! Два уже воплотились в действительность, оставив свой след в жизни Микулы, а с третьим судьба свела его только сейчас! Так вот отчего боги так настойчиво заставляли его вспомнить о ниспосланном ими когда-то видении, вот почему два слова «русский брат» не давали ему покоя, будя воспоминания. События, связанные с видениями, будь то поединок в степи у Итиль-кела или бой у речного островка, были сопряжены для Микулы со смертельным риском, и, напоминая о них, Небо хотело предостеречь Микулу. Поэтому так встревожен сейчас его неразлучный спутник Сарыч, поэтому гнетет его душу мысль о смерти. Значит, судьба предостерегает и его, а посему обоим надобно быть настороже, дабы с ясной головой и во всеоружии встретить ждущие их новые испытания и с честью преодолеть их, как в предыдущих двух случаях.