Замахнулся. Ударил в пустоту. Потерял равновесие – и получил навершием в рот, щерящийся сломанными зубами.
– А-а-а!!! – заревели откуда-то сзади, и я, развернувшись, метнулся к сухонькому мужичку, пытающемуся набросить тетиву на зажатый между ног лук.
Успел. Ударил в горло. Потом добавил в висок и в два прыжка вернулся к дверному проему, в котором возникла донельзя удивленная морда:
– Че это тут тво… А-а-а!!! Крю-у-ук! Тут Безду-у-у…
Доорать я ему не дал – ударил прямо в раззявленную пасть. И ушел в сторону, чтобы уклониться от брошенного в меня ножа.
Звякнуло. Клинок, прилетевший с опушки, отскочил от стены и упал на землю. А я, оценив расстояние до его хозяина, решил оставить его на потом.
– С-сука!!! Кусаться вздумала?! – вслед за возмущенным ревом из дома донесся звук пощечины и придушенный вскрик леди Мэйнарии. Я похолодел и снова повторил свое «Элмао-коити-нарр…».
Несколько одетых во что попало мужиков, сгрудившихся возле ложа леди Мэйнарии, жили тем, что там происходило. Поэтому не слышали ни криков их умирающих товарищей, ни звука моих шагов.
Первые двое умерли, даже не успев меня увидеть. Третий, стоявший рядом с сундуком, увидел. И даже успел схватиться за рукоять меча с витым эфесом и ножнами, украшенными драгоценными камнями. Но пропустил удар в переносицу и мешком свалился на пол.
Потом повернулись сразу трое, и я, вбив посох в висок здоровяку в плаще со споротым гербом и грязными бархатными шоссами, выпустил древко из рук: для любого удара, кроме тычковых, требовалось место. А его у меня уже не было.
Пока рука срывала с пояса клевец, я подцепил ногой щиколотку мальчишки в рыжем жиппоне и драных кожаных брюках, выколол ему глаза и чуть не оглох от его истошного вопля. Потом скользнул влево, уходя от удара ножом, и запоздало понял смысл донесшихся до меня слов:
– Хватит дергаться, дура! А то сломаю обе руки!!!
После этого бой превратился в отрывистые картины, почти не связанные друг с другом:
Неосмотрительно выставленное вперед колено медленно смялось под пяткой чекана. А через мгновение клюв дотянулся до вытаращенного глаза седобородого дядьки в до блеска отполированной кольчуге.
Вошел. Чуть ли не по рукоять. Дядька начал валиться навзничь и открыл мне жирный затылок мужика в алом жиппоне, стоящего на коленях над моей Ларкой и пытающегося развязать мотню…
Я ударил. Изо всех сил: клюв, перебив позвоночник, пробил горло и выглянул между ключиц. Замерев хорошо если на расстоянии ладони от испуганного лица сестры.
Она вытаращила глаза, вырвала кисти из захвата, уперлась руками в грудь насильника и попыталась его оттолкнуть. Куда там – тело обмякло и… мне пришлось приложить все силы, чтобы уронить его на пол…
– Сзади… – одними губами произнесла Ларка, и я упал. На нее. Чтобы уйти от удара в спину.
Меч просвистел выше. И я, скатившись на пол, лягнул сапогом в оказавшееся рядом колено. А когда атаковавший меня мужик начал клониться вперед, взметнулся вверх и ткнул его пальцами в глаза…
– Па-а-аскуда-а-а… – протяжно завыл он, выронил клинок и закрыл лицо руками.
В количестве и внешнем виде перстней, «украшающих» его пальцы, была какая-то неправильность. Поэтому, сместившись в сторону, я отправил его не к Двуликому, а в долгое-долгое забытье. Потом заметил шевеление у двери и подобрал с пола клевец: надо было упокоить недобитков. И разобраться с метателем ножей.
Глава 23
Баронесса Мэйнария д’Атерн
Капелька крови, сорвавшаяся с клюва чекана, падает мне на грудь и расплывается по коже безобразным красным пятном. А на отточенном острие начинает набухать вторая.
Почти задохнувшись от смрадного выдоха в лицо, непонимающе разглядываю окрашенный алым кусок стали, возникший в горле насильника. Снова дергаюсь, рвусь из последних сил… и вдруг понимаю, что мои руки свободны!
Изо всех сил упираюсь в его грудь, скольжу пальцами по потной и покрытой густым волосом коже, пытаюсь оттолкнуть наваливающееся на меня тело и чувствую, как меня вдавливает в ложе.
Не хватает воздуха…
Судорожно вдыхаю, слышу жуткое клокотание в его груди и натыкаюсь взглядом на льющуюся из его рта струйку смешанной с кровью слюны.