Читаем Меченая полностью

Вновь одна из монахинь проводит меня в маленький сад. Под ногами у меня расстилается долина Катманду, клубящиеся серые облака поблескивают, словно озеро, покрытое рябью. Моросит дождик. Я сижу на стуле, вокруг меня — четыре монахини. Ани Анга руководит процессом, она держит в руках большие ножницы. Остальные монахини молча смотрят на меня. А потом вдруг начинают говорить о каком–то концерте, задают мне множество вопросов, не прекращая при этом заниматься делом. Одна намыливает мне лоб при помощи кисточки для бритья, отчего у меня вся голова покрывается пеной; вторая начинает стричь волосы — они у меня едва скрывают утаи. Третья бреет мне голову — сначала надо лбом, постепенно переходя к затылку. И вот тут я впервые ощущаю, как капли дождя падают на мою голую макушку. Кап, кап, кап… Капли совсем маленькие, но, когда они разбиваются о мою свежевыбритую макушку, мне кажется, что я слышу легкий звон. И мне это очень нравится. Меня переполняет гордость, поэтому я сижу с закрытыми глазами — вдруг монахини решат, что Я слишком сильно радуюсь? Четвертая монахиня протирает мне голову полотенцем, снимая остатки пены. Всего за пять минут я стала настоящей монахиней! Как необычно ощущать прикосновение свежего ветра к голове — словно мой мозг сливается с природой. Я ощущаю небывалую легкость, впервые в жизни меня ничто не сковывает и не удерживает. Я свободна. Затем меня раздевают, словно куклу. Чувствую себя так, будто я уже на небесах. Все еще лучше, чем я себе воображала. Прежде мне крайне редко доводилось ощущать себя ребенком, которого заботливо направляют и поддерживают. Ани Анга быстро укутывает меня в широкую ткань, плавные отточенные движения монахини выдают многолетний опыт. Потом она аккуратно расправляет складки сзади, после чего я немного напоминаю себе подарок в праздничной упаковке. Затем быстро проверяет, все ли в порядке с подолом, — и вот я уже полностью одета, хотя даже не успела понять, как это произошло.

— Ну же, идем, надо представить учителю нашу новую сестру, новую Ани!

С того момента как я покинула комнату на последнем этаже, прошло, наверное, минут тридцать, а я уже иду обратно. Но для меня за эти полчаса успела завершиться одна жизнь и началась новая. Возрождение. Как гусеница становится бабочкой, так и я сбросила с себя остатки старого кокона и обрела крылья. Девочка, представшая перед учителем, отцом и дядей через тридцать минут, это уже не Помо. Папа понял это, едва я переступила порог комнаты. Он смотрит на меня, широко раскрыв глаза, и постепенно удивление в его взгляде сменяется уважением. Я иду к учителю, а все, кто при этом находится в комнате, внимательно изучают мой новый облик. И мне это нравится, ведь я вступаю в новую жизнь.

Глаза учителя полны любви и радости за меня.

— Добро пожаловать, Ани Чоинг! — говорит он и поворачивается к моему отцу. — Уверяю вас, мы позаботимся о вашей дочери, с ней все будет хорошо. Не волнуйтесь за нее…

Отец воспринимает это как вежливый намек, что пора уезжать. Близится ночь. Папа встает, отряхивает костюм, хотя в этом нет никакой необходимости. Все уже сказано.

— Помо… То есть Чоинг… Ну, я пойду.

— Хорошо. До свидания.

И он уходит в сопровождении Ани Анга. А что еще я могла сказать? В глубине души я искренне радуюсь тому, что он ушел. Я смотрю на его широкую спину; отец выше дяди на целых две головы. Хотя сейчас он идет ссутулившись и опустив голову, поэтому кажется удивительно маленьким.

А меня уже увлекает за собой Ани Тара.

— Пойдем, я покажу тебе твою комнату. Мы с тобой соседки.

Приготовленная для меня комната совсем маленькая. Она расположена как раз над кухней, куда нас провели, когда мы приехали; фактически это своего рода средний этаж, куда ведет лестница, состоящая из нескольких ступенек. Я сразу влюбляюсь в свою комнатку. Она как раз подходит мне по размерам; дверь едва ли больше окна. А самое лучшее то, что она находится прямо в сердце монастыря, рядом с дровяным сараем и печной трубой, у которой монахини сплетничают, готовя еду. Так что я не буду одинокой — и это очень хорошо.

Остаток дня пролетает незаметно: мы ужинаем, болтаем, а потом кухня вдруг пустеет. Каждый уходит в свою комнату. Перед тем как пойти к себе, Ани Тара помогает мне донести сумку и желает спокойной ночи. Она обещает еще заглянуть ко мне, помочь разобраться с вещами, и я терпеливо жду ее. Но она, видимо, заснула и так и не пришла.

И вот я сижу и не решаюсь разложить свой небогатый багаж: несколько учебников, фотографии великих духовных наставников, заботливо уложенную одежду красного, оранжевого и коричневого цвета — родители купили ее в супермаркете Боднатха незадолго до моего отъезда, взяв меня с собой в магазин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии