Меченая

Я замечаю, что учитель с любопытством поглядывает на меня. Потом шепчет что–то на ухо своему помощнику, тот смотрит на меня и делает знак приблизиться (при этом он сгибает указательный палец наподобие крючка, чтобы притянуть меня, как рыбу). Подходя к Йамгону Конгртулу Ринпоче, я кланяюсь три раза — это традиционный символ почета и уважения, — а затем опускаюсь на колени перед учителем. Опустив голову, я протягиваю ему заранее приготовленный khata — белый шелковый шарф. Передавать его обязательно надо на вытянутых руках, повернув ладони к небу. Обычно khata вручают в знак добрых намерений. А еще белый шелковый шарф символизирует чистоту и уважение. Через минуту я решаюсь посмотреть на учителя. Он кажется мне очень красивым; у него круглые очки в металлической оправе, раскосые, как у китайца, глаза, гладкая, чистая кожа, сильные руки с длинными пальцами и желтая шелковая рубашка. Он буквально излучает мягкость и чистоту. На первый взгляд ему не дать больше тридцати лет. Малышка, ты откуда? Ты еще слишком маленькая для того, чтобы прийти ко мне совсем одна. Тебе что–то нужно?

Йамгон Контртул Ринпоче выглядит очень добрым. Я чувствую себя удивительно важной, значимой, хотя меня, конечно, и пугает такое внимание. Внезапно я забываю обо всем: об обязательных формулах вежливости, о том, как надо правильно обращаться к учителю. Я бы с радостью укутала в одеяло красивых фраз мое обращение, но оно срывается с моих губ, словно просьба о помощи. Так что я сразу перешла к самой сути:

— Я хочу стать монахиней!

Мой голос не дрожит. Слова звучат как утверждение. Йамгон Конгтрул Ринпоче смотрит на меня с улыбкой, потом переглядывается с помощником, словно кто–то только что рассказал им веселую шутку. И мне приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не повернуться и проверить, не сидит ли за мной еще один ребенок, корчащий рожи. Краем глаза я замечаю, что на учителе новые кожаные сандалии. Я уверена, что он надел их в первый раз. Наверное, недавно разбогатевший старейшина нашего квартала передал их ему в качестве подношения во время последнего визита. Мне хочется, чтобы и учитель сегодня обновил что–то в этом мире.

— Я правда хочу стать монахиней!

Я искренне верю в свои слова, и все это прекрасно видят. Словно во сне, я наблюдаю за тем, как Йамгон Конгтрул Ринпоче достает из–за спины маленький красный мешочек и вытаскивает оттуда серебристые ножнички. Потом наклоняется ко мне и одним движением срезает прядь волос. Я знаю, что этот обряд символизирует отречение от мира тех людей, которые решили посвятить себя религии. Но я не чувствую, что меня чего–то лишили, напротив, мир впервые открылся мне во всей своей свободной красоте. От волнения я теряю голос. Учитель отворачивается к стене, закрывает глаза и начинает читать молитвы. После короткой церемонии он показывает мне, что пришло время освободить место.

— Отныне тебя зовут Карма Чоинг Дролма.

Я пячусь к двери, опустив глаза, чтобы они не выдали охватившую меня радость и испытываемую мной гордость. На ступенях монастыря я наконец вздыхаю полной грудью. Вот и все! Я спасена. Уже ничего нельзя изменить. Что бы теперь не случилось, я навсегда останусь монахиней. Я могу больше не бояться, что стану рабой мужской глупости и жестокости. Я посвятила себя религии, потому что не хотела выходить замуж, то есть из практических соображений и повинуясь инстинкту самосохранения. Я стала монахиней, чтобы освободиться от страданий.

Позже я узнала, что именно в этом состоит суть буддизма. До сих пор религия не играла особой роли в моей жизни. Как и все дети нашего квартала, я росла в атмосфере буддизма и воспитывалась на основе нескольких принципов: не убивай, не лги, не воруй… Я уважала традиции и обычаи, но не особо задумывалась над их смыслом. Все религиозные действия я совершала по привычке, вслед за родителями. И в десять лет я стремилась к свободе, а не к постижению таинств буддизма. Но получилось так, что именно наставления Будды сделали меня свободной.

Я бегу домой вприпрыжку, меня переполняют радость, гордость и чувство облегчения. Никогда еще я не была такой счастливой.

— Я стала монахиней, монахиней! Вы больше не можете удерживать меня здесь, вы должны отправить меня в монастырь! Я уезжаю! — кричу я, едва переступив порог дома.

Мама с папой непонимающе смотрят на меня. А я уже принялась собирать вещи. Мне не много нужно. Старая одежда пусть отправляется в мусорное ведро, ведь отныне я буду носить просторные платья с множеством складок: коричневые, оранжевые, желтые — ведь только такие цвета подобает носить монахиням. Так, еще надо взять несколько фотографий великих учителей, моих духовных наставников, пару футболок, маленький походный будильник — эта зеленые часики однажды подарил мне папа (надо сказать, он крайне редко делал мне подарки). Все, больше мне ничего не нужно. А там посмотрим.