Меч войны

Хэйден всё ещё не мог отделаться от потрясения, когда их кавалькада покинула деревню. События смешались в его сознании, мысли путались. Он лишь помнил, как Ясмин-бегума встала на ноги над телом афганца; какой жуткий стон раздался, когда они перевернули его тело, чтобы оттащить в сторону.

После того как он убил начальника охраны, Ясмин-бегума взглянула на него с уважением. В глазах её всё ещё горел кровожадный огонь. Затем она поблагодарила его. Мухаммед Али скупо отдал ему должное, а охрана афганца наблюдала за ним в странном молчании, с каким-то подобострастным ожиданием. Но в то время Хэйден не был в состоянии обращать внимание на них. Он убил человека. И даже несмотря на то, что это было необходимо, он ощущал отвращение к тому, что ему пришлось сделать.

В состоянии транса, с болью, пульсирующей в раненной руке, Хэйден покидал Мавалипурам, и постепенно внимание его привлёк окружающий пейзаж, раскрывшийся перед ним подобно цветку лотоса. Молодая зелень рисовых полей вдоль реки Палар прерывалась тёмными лежбищами у воды, на которых буйволы пережидали полдневную жару. Это был пейзаж, в котором доминировала широкая, но мелкая река, вокруг которой простиралась плодородная равнина с видневшимися на далёком расстоянии женщинами в ярко раскрашенных сари. Они трудились в поле и провожали процессию взглядами, стоя у хижин, крытых пальмовыми листьями.

Жара продолжала усиливаться, и небо, насыщаясь влагой, всё тяжелело от паров, становясь молочно-белым, как бельмо. Хэйден Флинт знал, что надвигается сезон муссонов. Он оглядывался назад, досадуя на медленность их передвижения и раздражаясь видом громоздкого и неуклюжего паланкина. Ему казалось, что женщина должна чувствовать себя заточенной в этом ограниченном пространстве — в закрытых и завешенных носилках. За паланкином были посланы всадники в Аркот, которые вернулись с его частями, привязанными к вьючным лошадям. Он часто видел подобные носилки в Калькутте и Мадрасе. Зажиточные английские торговцы пользовались ими, чтобы произвести впечатление на местных бенгальских посредников, для которых престижность значила всё. Но его отец никогда не пользовался паланкином. Он говорил, что позволит отнести себя лишь единственный раз — в последний путь, когда он будет лежать в ящике и не сможет воспротивиться этому путешествию.

«Ты теперь в Индостане, — говорил себе Хэйден Флинт. — Согласно обычаю, это — единственный способ передвижения, которым может, не роняя себя, пользоваться женщина высшего сословия, за исключением ходаха[39] на слоне. Если бы только они чаще меняли несчастных, несущих груз. Неужели они не понимают, что этим значительно увеличили бы скорость нашего передвижения? Телохранители могли бы тоже участвовать в этом. Надо заменять носильщиков людьми со свежими силами. Может, предложить им?» Он взглянул на князя.

Мухаммед Али ехал молча на своей марварской кобыле. Его обычное высокомерие подчёркивалось спокойной манерой мастерского управления капризной лошадью. Эта порода лошадей отличалась необыкновенно крутым норовом. Лошади вели происхождение из земель Раджпутов[40], князей, правивших пустынями к западу от Дели. Эта порода отличалась ушами, кончики которых почти касались друг друга. Они славились удивительной выносливостью, однако кровь арабских скакунов, текущая в их жилах, проявлялась в характере.

— Прекрасная лошадь, — сказал он как-то князю, потрепав её по гриве. — Мне рассказывали, что эту породу вывели случайно, от жеребцов, вынесенных на берег после кораблекрушения, которых затем скрестили с местными кобылами.

Но князь лишь гневно взглянул на него и отвернулся, и Хэйден Флинт понял, что он сказал нечто такое, что тот умудрился истолковать как оскорбление.

«К чёрту вас! К чёрту ваши восточные условности! — думал он, раздражённый вспыльчивостью князя. — К чёрту твою подозрительность и ревность к жене. Следишь за ней, как ястреб, а ко мне относишься как к непрошеному похитителю. Да она стоит десятерых таких, как ты, и я увёл бы её только для того, чтобы избавить от твоего отвратительного общества!»

Этот гневный внутренний монолог пошёл ему на пользу. Хэйден немножко встряхнулся, после чего успокоил себя тем, что скоро окажется в Аркоте и дело с рубином будет закончено.

До наступления темноты они проехали через Чинглепут, где всё население, оставив свою трапезу, вышло и бросилось на землю, оставаясь распростёртыми, пока кавалькада не проследовала через посёлок. Проехав деревню, они остановились для отдыха на открытом месте у дороги, ожидая, пока для них раскинут ночной лагерь. Ясмин-бегума вышла из паланкина и подошла к огню, облачённая в одеяние, которого он на ней ранее не видел. В руках она держала инкрустированный ящичек для письма — одну из принадлежностей княжны, привезённых для неё вместе с паланкином.