Меч Шаннары

Мысли его унеслись к событиям прошедших дней, и он принялся думать о том, что случилось. Горец мало знал об истории Великих войн и правлении Совета друидов, о таинственном появлении так называемого Повелителя чародеев и поражении, которое тот потерпел от объединенного войска трех народов. А о легендарном мече Шаннары, сказочном оружии, которое годами служило воплощением свободы, добытой отважными воинами, Менион не знал почти ничего. И теперь мифический меч принадлежал по праву рождения безвестному сироте, наполовину человеку, наполовину эльфу. Эта мысль казалась настолько нелепой, что он никак не мог представить Ши в подобной роли. Чутье подсказывало Мениону, что в этой цепи недостает какого-то важного звена, а без него загадка великого меча так и останется неразгаданной и трое друзей будут беспомощны как слепые котята.

Еще Менион признавал, что не только дружеские чувства заставили его пуститься в это приключение. Флик не ошибался в своих подозрениях. Даже сейчас Менион не вполне понимал, почему согласился на опасный поход. Он сознавал, что недостоин называться принцем Лиха. Жизнь собственного народа не слишком интересовала его, он никогда искренне не проникался судьбой своих подданных. Никогда не пытался вникнуть в премудрости справедливого управления обществом, где единственным законом являлось слово монарха. Однако он не считал себя хуже многих других людей. Ши твердо верил, что его друг достоин уважения. Что ж, возможно, неспешно размышлял Менион, однако до сегодняшнего дня вся его жизнь, казалось, состояла из длинной вереницы нелепых событий и диких эскапад, которые редко, если вообще когда-нибудь служили благим намерениям.

Поросшие травой равнины сменились грубой голой землей, она резко вздымалась небольшими холмиками и так же резко уходила вниз, в обрывистые, похожие на канавы долины, из-за которых путешествие замедлялось, а порой становилось и просто опасным. Менион с тревогой вглядывался вперед в надежде увидеть равнину, но из-за неровностей рельефа местность просматривалась плохо даже с вершин крутых подъемов. Он шел дальше, осторожно и размеренно, не обращая внимания на неровности почвы и кляня себя за решение идти этим путем. Мысли принца витали далеко, но внезапный звук человеческого голоса быстро вернул его с небес на землю. Несколько секунд Менион напряженно прислушивался, но звук не повторялся, и горец решил, что виной всему ветер или его буйное воображение. Однако через миг Менион снова услышал его, таинственный и тихий женский голос нежно пел далеко впереди. Менион пошел быстрее, дивясь прихотям собственного слуха, однако сладостный голос с каждым шагом становился все громче. Вскоре чарующее женское пение наполнило воздух живой, торжествующей радостью, голос проникал в самые сокровенные глубины разума горца, заставляя его следовать за собой, стать таким же свободным, как и сама песня. Словно завороженный, он размеренно шагал на зов, счастливо улыбаясь картинам, которые навевало на него радостное пение. В голове мелькнула смутная мысль, что может делать женщина в этих унылых холмах и долинах, за много миль от цивилизации, но песня, казалось, гнала прочь все сомнения, мягко убеждая, что идет от самого сердца.

Менион увидел ее на вершине жалкого бугорка, чуть выше окружающих холмов, она сидела под небольшим кривым деревцем с длинными узловатыми ветвями, которые напомнили ему корни ивы. Певуньей оказалась невероятно красивая юная дева, она явно чувствовала себя в этой дикой местности как дома и пела сама для себя, совершенно не интересуясь теми, кого мог привлечь звук ее голоса. Менион не стал прятаться, он направился прямо к девушке, улыбаясь ее цветущей юности. Она улыбнулась в ответ, но не стала вставать, чтобы приветствовать путника, а продолжала выводить радостную мелодию, которую он слышал все это время. Принц Лиха остановился в нескольких шагах от нее, но она быстро замахала ему, приглашая подойти ближе и присесть рядом под причудливо изогнутое дерево. И только тогда в глубине его души кольнуло сомнение, некое шестое чувство настойчиво призывало не поддаваться чарующей мелодии. Никаких причин сомневаться в манящей взор картине у него не было, разве что безотчетное недоверие опытного охотника ко всему, что казалось неуместным и несвоевременным, заставило его остановиться. И в тот же миг девушка исчезла, песня растаяла в воздухе без следа, и Менион остался один на один со странным деревом на голой вершине.