Внезапно он понял, что именно это и собирается сделать. Только король эльфов мог знать что-нибудь о пропавшем брате, Эвентин был его последней надеждой. Слишком много усилий было потрачено за этот мучительный, нескончаемый день, когда каждую секунду обман мог раскрыться, и лишь чудо спасло его от смерти. Ему даже удалось пробраться в штабную палатку троллей и шепнуть плененному королю одно только слово, но чего это стоило! Быть может, слепая судьба помогала ему, и проблеск ее был чудесным и мимолетным, как само счастье, но Флик не мог остановиться на полдороге. Он слабо улыбнулся робким росткам безрассудства в собственной душе и даже удивился, что столько лет мог жить, не подозревая о страстном желании ответить на вызов опасности, которое ныне с легкостью поймало его в ловушку и стремительно несло к гибели. Замерзший, измученный, доведенный до отчаяния сомнениями и страхами, Флик должен был непременно пройти этот путь до конца, просто потому что случай привел его сюда. Именно его. Флик мрачно представил себе, как улыбнулся бы Менион Лих, узнав его мысли, и вдруг остро почувствовал, как ему не хватает сейчас своенравного горца с его безрассудной храбростью. Однако принц был далеко, а время стремительно таяло…
Едва сознавая, что делает, он пошел обратно тем же путем, мимо спящих воинов, осторожно пробираясь сквозь клубы мутного тумана к длинному шатру матуренов. Остановившись неподалеку, он пристально смотрел на темную палатку, чувствуя, как пот ручейками стекает по разгоряченному лицу на мокрый плащ, смешиваясь с липким туманом. Жестокие сомнения снова начали одолевать его. А что, если жуткий прислужник Повелителя чародеев, этот бездушный убийца, все еще в палатке и только и ждет, когда какой-нибудь глупец попытается освободить Эвентина? А может, короля эльфов давно уже нет в лагере и он напрасно вернулся?
Глубоко вздохнув, Флик решительно отмел все сомнения и, призывая на помощь остатки храбрости, оторвал взгляд от затянутой туманом палатки. Мглистая темнота скрывала даже силуэты часовых у входа. Сунув руку под мокрый плащ, Флик достал короткий нож, свое единственное оружие. Он вспомнил место, где находился связанный Эвентин накануне вечером, и мысленно прикинул, на какой стене парусиновой палатки необходимо сделать разрез. Затем он медленно двинулся вперед.
Флик скорчился рядом с мокрой палаткой и прислушался к живым звукам, доносящимся изнутри, грубая ледяная ткань больно отпечаталась на его щеке. Должно быть, он стоял так не меньше четверти часа, с тревогой вслушиваясь в тяжелое дыхание и немелодичный храп спящих северян. От идеи проникнуть в палатку через передний вход он сразу отказался, понимая, что тогда придется на ощупь пробираться мимо спящих троллей, чтобы добраться до Эвентина. Он вспомнил место, рядом с тяжелым гобеленом, отделяющим дальний угол палатки, где сидел привязанный к стулу пленник. Затем он воткнул острие своего почти игрушечного ножа в промокшую толстую парусину и принялся пилить; работа продвигалась мучительно медленно, казалось, что с каждым нажимом разрез почти не увеличивается.
Он не знал, сколько минут или часов у него ушло на то, чтобы сделать трехфутовую прореху, помнил только, как без устали пилил в ночной тишине и дрожал от страха, что треск рвущейся ткани перебудит всю палатку. Время словно остановилось, и вскоре Флику начало казаться, что он один в огромном лагере и под завесой из дождя и черного тумана нет ни единой живой души. Ничто не двигалось в кромешной темноте ночи, и звук голосов не доносился до его ушей. Быть может, он и вправду остался один в целом мире на эти несколько страшных минут…
Длинный, почти до земли, разрез в блестящей от дождя парусине зиял в темноте, приглашая войти внутрь. Флик опасливо нащупал руками дорогу сразу за дырой. Сухой парусиновый пол был таким же холодным, как и мокрая земля, в которую упирались колени Флика. Он осторожно просунул голову в дыру, с опаской вглядываясь в глубокую черноту палатки, наполненную дыханием спящих воинов. Глаза медленно привыкали к темноте, и Флик отчаянно пытался выровнять дыхание, сердце колотилось от страха — он все еще был снаружи, и любой проходящий мимо мог заметить его.
Понимая, как опасно и дальше оставаться у всех на виду, он набрался смелости и медленно продвинулся вперед. Вокруг слышался мерный храп и беспокойное дыхание, кто-то с шумом перевернулся на другой бок в темноте за его спиной. Никто не просыпался. Не смея шелохнуться, Флик замер на корточках у самого разреза и сидел так несколько долгих минут, отчаянно стараясь различить в чернильной темноте силуэты спящих, мебель и сложенные на полу вещи.