Меч, рассекающий листья

Панчик уже почти не улавливал ход мысли своего собеседника и лишь кивал в знак согласия. До него окончательно дошла вся гениальность фишки, которую ему подарил Андрей. А гениальность её состояла в том, что не надо было ничего грабить, подделывать дверные ключи или подпиливать замки, спускаться по верёвке с чердака и выбивать форточку. В данном случае ларчик открывался намного проще. Надо было просто найти нужного человека и правильно попросить. Просить он умел, а человек, каким бы он не был, всегда имеет слабое место. Пока он не знал, кто он, этот человечек, и где его слабое место, но то, что он в природе имелся, в этом Панчик нисколько не сомневался. Главное, ухватиться за нужную ниточку и потянуть с правильной силой. Правда, у него был ещё один вариант. Отмахнуться и клевать свои зёрнышки до самой старости. И спать спокойно по ночам. Он вдруг понял, что решение уже принято. Он не знал, когда это произошло, но так оно и было, словно он уже вышел на ринг, и теперь до победного удара гонга. А в нём не зевай и ничего не бойся. Страх, конечно, был, но он имел другую причину. Прикоснуться к тому, на что у него нет ни морального права, ни сил. Связаться с тем, что имело запредельную цену и значимость, и, следовательно, способное накрутить вокруг себя массу непредсказуемых последствий. Были и другие мысли, пока Эйноске рассказывал о загадочной японской душе, и особом японском отношении к самурайским мечам. При этом Панчик не испытывал никаких угрызений совести и не искал оправданий для своего замысла.

– Ну, было приятно провести с вами время. Мы заболтались, – заявил Эйноске, поглядывая на часы. – Если возникнет желание пообщаться, например, на тему японских мечей.

Они дружно рассмеялись.

– Непременно, – заверил Панчик, твёрдо уверенный в том, что так и произойдёт. – У меня на чердаке завалялось пара сабель, может, они японские? – сдуру ляпнул он, махая на прощание своему новому знакомому.

Встреча с японцем оставила у Панчика необычное состояние приподнятости духа. Во всяком случае, он по достоинству оценил своего нового знакомого. На какое-то время он отошёл от дел, никого не напрягал по старым долгам, сидел дома, водил по утрам в детский сад дочку и забирал её вечером. Ему всегда было приятно и даже забавно наблюдать за реакцией окружающих, за тем, как прохожие сворачивают свои головы, провожая удивлёнными взглядами его и Анжелку. С её беленькими кудряшками и голубыми раскосыми глазёнками. Впрочем, это были не просто глаза, а глазищи, которые были всегда максимально открыты миру, как и у всех детей её возраста, если она не ревела и не закрывала их своими ладошками. Панчика нисколько не обижало, что его восточная кровь на первом же колене потерпела фиаско, он и сам его потерпел, выбрав русскую жену и матриархат. Перечитывая по вечерам «Фрегат», ставшую на какое-то время настольной книгой, Панчик неожиданно для себя осознал себя полноправной единицей истории, став свидетелем событий, к которым незаметно прикасался и он сам. Жизнь преподносила ему что-то новое, словно дорога, и он с благодарностью и волнением ждал, когда начнётся этот новый поворот.

6.

Опять зазвонил телефон. Панчик уже начал засыпать, и ему было обидно вдвойне за то, что он забыл его отключить вообще. Он почему-то догадывался, кто мог так долго и нагло требовать ответить.

– Ну? – не скрывая недовольства, спросил Панчик. Слон пропадал больше недели, и слыша в трубку, как тот засопел, Панчику захотелось наорать.

– Шеф, это я, – залебезил Слон. – Прости, что поздно, но дело на штуку баксов, а если не разрулим, то будут неприятности. Думаю, без мордобоя не обойдётся. Контингент без берегов. Вообще невоспитанные. Давай подруливай как можно скорее, иначе не представляю, что ещё придумать.

– И что ты за скотина такая, Слон? – прорвало Панчика. Он едва сдерживался, чтобы не перейти на мат. – Неделю где-то отлёживался. Он, видите, ли устал. А я один в дерьме разгребаюсь! И ещё рысцой заставляешь бежать.

– Родя, я в натуре говорю, – обиделся Слон. – Разруливать не по моей части. Меня самого выцепили. Я как бы не при делах. Мой друган стукнулся на перекрёстке с местной братвой. Не крутизна, конечно, но их много. Если бы я не подъехал, то Пашка бы на куски порвали, или он кого-нибудь не покалечил. Они же безбашенные, молодняк. Он мне домой позвонил, а я что скажу? Что меня мама не пускает? Они меня знают, но я для них не авторитет.

–Ты хочешь сказать, что я тот самый авторитет?

– Ну ты же умеешь разруливать такие дела. Это по твоей части.

– Ладно. Не ной. Завёлся. Потяни резину и постарайся не довести до мордобоя. А то мусарня налетит, мне там делать будет нечего.

– А я что? Я сама кротость.