Меч Предназначения

— Так она нас… Они похищают детей?! Она нас похитила? Э-э-э, ты же не ребёнок. А почему она так странно разговаривает?

— Говорит как говорит. Разве это важно? Важно, как она стреляет. Не забудь её поблагодарить, когда остановимся.

— Не забуду, — она засопела.

— Не вертись, княжна, будущая княгиня Вердэна.

— Не буду я, — буркнула она, — никакой княгиней.

— Хорошо, хорошо. Не будешь княгиней. Станешь хомячком и будешь жить в норке.

— Неправда! Ничего ты не знаешь!

— Не пищи мне в ухо. И не забывай о ремне!

— Я не буду княгиней. Я буду…

— Ну? Кем?

— Секрет.

— Ах вот оно что. Секрет. Прелестно. — Он поднял голову. — Что случилось, Браэнн?

Дриада остановилась, пожала плечами, поглядела на небо.

— Я устала, — сказала она мягко. — И ты, наверно, устал тащить её, Гвинблейдд. Тут остановимся. Сейчас стемнеет.

3

— Цири?

— У? — Она потянула носом, шелестя веточками, на которых лежала.

— Не холодно?

— Нет, — вздохнула она. — Сегодня тепло. Вот вчера… Вчера я ужасненько замёрзла, ой-ёй.

— Чудно, — заметила Браэнн, расслабляя ремешки длинных мягких сапожков. — Такая малышка, а так далеко в лес зашла. И мимо дозорных прошла, и через мочагу прошла, и через чащобу. Крепкая, здоровая и храбрая. Она взаправду годится… Годится нам.

Геральт быстро взглянул на дриаду, на её блестящие в полумраке глаза. Браэнн опёрлась спиной о дерево, сняла повязку, рассыпала волосы движением головы.

— Она вошла в Брокилон, — проговорила тихо, упреждая комментарии Геральта. — Она — наша, Гвинблейдд. Мы идём в Duen Canell.

— Госпожа Эитнэ решит, — кисло улыбнулся ведьмак, понимая в то же время, что Браэнн права.

«Обидно, — подумал он, глядя на вертящуюся на зелёной постели девочку. — Такая бойкая малышка. Где я её уже видел? Неважно. Но обидно. Мир так велик и так прекрасен. А её миром будет всего лишь Брокилон, до конца дней её. Быть может, немногих дней. Может, только до того дня, когда она упадёт в папоротники под свист стрел и крики, погибнет в бессмысленной бойне за лес на стороне тех, кому суждено проиграть. Суждено. Рано или поздно».

— Цири?

— А?

— Где живут твои родители?

— У меня нет родителей, — потянула она носом. — Они утонули в море, когда я была маленькой.

«Так, — подумал он, — это многое объясняет. Княжна, дитя покойной княжеской пары. Кто знает, не третья ли дочь после четырёх сыновей. Титул, практически значащий меньше, чем титул камергера или конюшего. Болтающееся при дворе пепельноволосое и зелёноглазое нечто, которое надобно как можно скорее пристроить, выдать замуж. Как можно скорее, пока она не успела созреть и превратиться в маленькую женщину, грозящую скандалом, мезальянсом или инцестом, что вовсе не так уж и сложно в общей дворцовой спальне».

Её бегство не удивляло ведьмака. Он уже не раз сталкивался с княжнами и даже королевами, таскавшимися с труппами бродячих актеров и радовавшихся, что им удалось сбежать от дряхлых, но всё ещё жаждущих потомка королей. Он видывал принцев, предпочитавших неверную судьбу наёмника подысканной отцом хромой или рябой принцессе, застарелое или сомнительное девичество которой должно было стать ценой союза и династического родства.

Он прилёг рядом с девочкой, укрыл её курткой.

— Спи. Спи, сиротинушка.

— Как же! — проворчала она. — Я — княжна, а никакая не эта… сиротинушка. И у меня есть бабушка. Моя бабушка — королева, не думай. Вот скажу, что ты хотел меня вздуть ремнём, так моя бабушка велит тебе голову отрубить. Вот увидишь тогда.

— Ужасно! Цири, смилостивься!

— Как же, жди!

— Но ведь ты добрая девочка. Когда голову отрубают, это ужасно больно. Ну обещай, что ничего не скажешь.

— Скажу!

— Цири!

— Скажу, скажу, скажу! Испугался, да?

— Страшно. Знаешь, Цири, когда человеку отрубают голову, от этого можно умереть.

— Смеёшься?

— Как я смею!

— Сразу перестанешь смеяться! С моей бабушкой шутки плохи, как топнет ногой, так самые храбрые воины и рыцари падают перед ней на колени, я сама видела. А если кто непослушный, то ррраз — и головы нет.

— Страшно. Цири?

— А?

— Пожалуй, тебе голову… отрубят.

— Мне?

— Угу. Ведь твоя бабушка-королева договорилась о твоём замужестве с Кистрином и послала тебя в Вердэн в Настрог. Ты была непослушной. Как только вернёшься… Ррраз! И нет головы.

Девочка замолчала, перестала даже крутиться. Он слышал, как она чмокает, грызя верхнюю губу зубками, как хлюпает носом.

— Неправда, — сказала она наконец. — Бабушка не позволит отрубить мне голову, потому что… Потому что это моя бабушка, разве нет? Ну самое большее получу по…

— Так, — засмеялся Геральт. — С бабушкой шутки плохи? Ты уже познакомилась с розгами?

Цири гневно фыркнула.

— Знаешь что? — предложил он. — Мы, пожалуй, скажем бабушке, что я тебя уже вздул, а дважды за одно и то же наказывать нельзя. Договорились?

— Думаешь, больно умный? — Цири приподнялась на локте, шелестя ветками. — Если бабушка узнает, что ты меня побил, тут уж голову тебе наверняка отрубят!

— Стало быть, тебе всё-таки жалко моей головы?

Девочка замолчала, снова потянула носом.

— Геральт?

— Что, Цири?