Меч мёртвых

Азартно рассказывая, девушка в то же время наблюдала за собой как бы со стороны. И дивилась тому, что видела в собственном сердце. Сколько она себя помнила, её окружали мужчины, и многие среди них рады были бы дарить ей золотые украшения, только чтобы она им завязывала по утрам тесёмки на рукавах. Друмба смеялась в ответ и говорила, что золотые украшения добудет себе сама, вот этим мечом. Воины, которым приходилось выслушивать от неё такие слова, были всё добрые храбрецы, богатые и расположением конунга, и знатной роднёй. Почему ни к кому из них её не тянуло так, как к вендскому оборванцу, пришедшему незнамо откуда? И не то чтобы ей было жалко его, изуродованного. Она видала калек, утерявших кто руку, кто ногу. Друмба понимала, что не знает о нём совсем ничего. Она и не пыталась расспрашивать, чувствуя, что всё равно не добьётся ответа. А и добилась бы – скверная, скорей всего, открылась бы правда. Нету Вóрону замирения с Белым Соколом да и не будет, что бы ни говорили послы Хрёрека конунга. Друмба понимала и это. А всё равно – позови её венд, возьми он её ласково за руки, и не будет ни сил, ни желания воспротивиться… Друмба боялась загадывать и с трепетом ждала, когда же это случится.

А вскоре наступил день, когда собрались все лучшие мужи Селунда и начался тинг, и тут пришлось удивиться тем, кто знал о беседах Рагнара Лодброка с гардскими послами и о том, как мало хотелось конунгу принимать невыгодное замирение. Вождь поведал селундцам о том, какого почётного мира он добился трудами и боевыми походами, о том, как вендский сокол, загнанный в далёкий Альдейгьюборг, наконец-то попросил мира и даже сулится отпустить пленников, за которых соберут выкуп.

Жители большого острова привыкли спокойно жить под рукою Рагнара конунга и во всём верить ему. Его выслушали, и людям понравились его речи. Хозяевам дворов, что каждый год терпели от вендских набегов. Мореплавателям и купцам, для которых уже не первый год были заперты торговые гавани на Восточном пути. И даже те, чья кровь кипела воинским молодечеством, не стали кричать против мира с Хрёреком и этим другим конунгом, сидевшим в Альдейгьюборге. Во-первых, даже самые отчаянные викинги верили Рагнару Лодброку и чтили его. Во-вторых, драться с вендом – что с волком в лесу после праздника Йоль. Добычи – на несколько марок, а голову в один миг сложить можно. И в-третьих, Лебединая дорога широка и просторна, и не перечесть у неё берегов на севере, на западе и на юге. Даже и у ближнего моря много вершин, не только та, куда изливается с востока могучая Нюйя… Найдём, то есть, где сразиться с врагами за богатство и славу. А даже если на восток пойти захотим – так и пойдём, как прежде ходили, без конунга, сами по себе…

– Готовился я трудно убеждать тебя, княже, – дивясь и ликуя, по возвращении в крепость сказал Рагнару боярин Твердислав. – Но теперь вижу, что ты поистине мудр.

Он снова сидел в доме Лодброка на втором почётном сиденье; праздновали замирение и на пиру договаривались о мелочах. После того как сдвинули главное, малые препоны устранялись легко.

– Твой конунг, властвующий далеко на Восточном пути, многое видит иначе, чем мы здесь, на Селунде, – медленно проговорил в ответ Рагнар. – Боюсь, не решил бы он, что мир, скреплённый сегодня, мне не так выгоден, как ему. Твой конунг может подумать, будто я коплю силы и что-то затеваю у него за спиной. Я хочу послать с тобой в Гардарики своего молодого сына, Харальда.

Твердята внутренне возликовал: трудное, неверное и, чего уж там, опасное посольство оборачивалось полной победой. Сына датского князя почётным заложником!.. Смел ли он мечтать о таком?

Перед умственным взором мелькнули почести и хвалы, которыми по возвращении в стольную Ладогу отблагодарит его князь Вадим… Однако трезвый разум взял верх, и Твердята спросил:

– А взамен того о чём просишь, княже?

Рагнар ответил:

– Не у каждого из наших селундцев, взятых осенью в плен, достаточно богатой родни, готовой выложить серебро. Есть у вас и другие люди из Северных Стран, те, что застряли там из-за немирья и нынешним летом уже не успеют пересечь море. Всем этим людям пригодился бы хёвдинг из хорошего рода, способный привести их домой или начать править там, где ему больше понравится. Ты видел моего младшего сына. В его возрасте я уже прославился победами в Валланде и в Ирландии, а он ещё мальчишка. Пора ему становиться вождём… Если твой конунг отпустит пленных датчан и позволит Харальду их возглавить, я не подниму на него первым боевого щита.