Меч мёртвых

Пускаясь в дорогу, Смеян поначалу мысли иной не держал, кроме как дальше далёкого обойти Суворову заставу, не подъезжать ближе, чем на несколько вёрст. Когда он покидал Ладогу, сумрачный день уже перевалил полуденную черту: не очень долго ждать, пока стемнеет совсем. Смеян стиснул в ладони солнечный оберег – маленькое бронзовое колесо, четыре спицы крестом, – и долго ехал в сгущавшейся ночи, до тех пор, пока мог хоть что-то видеть перед собой. Потом пришлось остановиться.

Смеян покормил коня, сам же есть не возмог. Кусок в горло не пролезал – всё мерещилось, будто смотрят на него из темноты холодные, безжалостные глаза. Так он и не решился ни костёр развести, ни толком уснуть. Просидел до первых признаков света, намотав на руку повод и радуясь безмятежному дыханию Гнедка, дремавшего рядом. Надежда была только на солнечное Даждьбогово колёсико да на то, что мудрый конь как-нибудь уж учует зверя или недоброго человека. Или бестелесное зло, крадущееся во мраке…

Ночь, однако, прошла совсем спокойно. Когда темнота стала редеть, Смеян залез обратно в седло и поехал дальше. Серая мгла расползалась, смытая живым светом раннего утра: незримое за сплошными облаками, из лесов по ту сторону Мутной неспешно выбралось солнце… Смеян поцеловал оберег и спрятал его назад под одежду. «А ведь доскачу!» – подумал он самонадеянно. Эта мысль незаметно разжала кулак, в котором он себя держал, пока длилась страшная ночь. Он рад был бы пустить Гнедка в полный скок и лететь к Новому Городу во всю конскую прыть, но по густому лесу далеко ли ускачешь? Только зря лошадь морить… Смеян не давал овладеть собой нетерпению и ехал шагом. А по большим полянам – рысцой.

За всё утро он испугался только один раз. Спокойная поступь Гнедка убаюкивала, манила наверстать сон, которого он зря (как оказалось) лишил себя ночью. Смеян, сам того не замечая, клевал носом в седле. Совсем было заснул – и в ужасе вскинулся, когда Гнедко вдруг вытянул шею и призывно, громко заржал. Как помстилось Смеяну – на весь лес!.. Парень мигом слетел наземь и ухватил коня за губу, одновременно напрягая слух и пытаясь понять, кому подавал голос Гнедко. Но так ничего и не услышал. Тихо было в лесу…

Некоторое время после этого Смеян опасливо вёл коня в поводу. Потом устал идти, да и всё кругом, как часто бывает после бессонной ночи, стало казаться каким-то ненастоящим. Смеян вновь забрался в седло и обхватил коленями тёплые крутые бока. Хотя понимал, что не выдержит и скоро опять начнёт засыпать.

…В этот раз он заснул, похоже, надолго. Сон был, конечно, некрепким – он чувствовал под собой движение терпеливо шагавшего Гнедка и даже толкал его пятками, если конь пробовал остановиться. Однако счёт времени Смеян полностью потерял.

Он погружался куда-то и вновь всплывал к бодрствованию неведомое число раз. Но окончательно распахнул глаза оттого, что Гнедко внезапно приободрился и даже зарысил по собственной воле – а рысь у него, надобно сказать, была весьма тряская. Ругнувшись спросонья, Смеян подхватил повод… и тут уже с парня разом скатилась всякая дрёма и на смену ей хлынул ледяной ужас. Потому что Гнедко, ведать не ведая о намерениях и страхах хозяина, вынес его прямёхонько к Суворовой заставе. Когда Смеян проснулся, меринок уже выбрался из лесу и, чуя конюшню, резво бежал через просеку по торной дорожке.

Ладожанин даже не сразу сумел его осадить. Обычно послушный, смирный Гнедко хотел под кров и упрямился, не понимая, отчего его не пускают. Потом всё же остановился и обиженно опустил голову.

И тогда до Смеяна дошло, что на заставе не было ни души.

У распахнутых ворот не стояли с копьями отроки, никто не копошился на берегу, возле перевёрнутых лодок, не шёл в лес или из лесу… Изнутри маленького городка тоже не доносилось ни голоса, и ни единый дымок не поднимался в небо над крышами изб, хоронившихся за деревянным забралом…

У Смеяна даже мелькнула было мысль о засаде, но он отбросил её. Нашли важную птицу, всей заставой засаду на него воздвигать!.. Нет. Люди просто ушли. Совсем ушли? Или собирались вернуться?.. Смеяну не понравились настежь раскрытые и так оставленные ворота. Каким бы лютым злодеем ни оказал себя Сувор Щетина, хозяин он всегда был добрый, не придерёшься. Никогда вот так не покинул бы своими руками выстроенный городок! Уж скорее сжёг бы его, решившись от князя уйти и начать разбойную жизнь!..

Но крепость, переставшая быть крепостью, стояла, а Сувора в ней не было. В такой спешке уходили? Да вынужденно? Кто же выкурил их отсюда? И почему всё глядело так, словно Суворова дружина ненадолго отлучилась куда-то и вот-вот назад припожалует…