Меч Лета

У него всегда оставались излишки еды. Чуть зачерствевшая пита, вчерашняя шаурма, пересушенный под лампой подогрева кебаб… За деньги уже посетителям этого не продашь, но ведь вполне съедобно. И вместо того, чтобы выкинуть такую еду на помойку, Абдель отдавал её мне. Когда бы я ни явился к нему, мог наверняка рассчитывать на сэндвич с фалафелью или какую-нибудь другую вкуснятину. А в благодарность приглядывал за другими бездомными в атриуме, чтобы они прилично себя вели и не отпугивали посетителей, которые едят у Абделя за деньги.

В Бостоне вы не найдёте ни одного квартала, где бы не было какой-нибудь иконы свободы. Тропа Свободы, вымощенная красным кирпичом. Старая Северная церковь. Монумент Банкер-Хилл. И ещё многие в том же роде. Но лично мою свободу и независимость воплощали не все эти памятники истории, а «Фалафель Фадлана», которая надёжно поддерживала меня с той самой поры, как погибла мама.

Мне не хотелось смущать Абделя компанией, которую я притащил собой, поэтому я велел Блитцу и Харту оставаться за столиком, а к прилавку отправился вместе с Сэм. Она тащилась следом за мной так медленно, будто ей стало вдруг тяжело ходить, и проделывала при этом какие-то диковинные манипуляции со своим зелёным платком, похоже, стараясь в нем спрятаться.

– Что с тобой? – наконец не выдержал я.

– Может конечно, его сейчас здесь и нет. – с безумным видом пролепетала она. – Или лучше всего сказать, что я твой репетитор.

Не врубившись, о чём она, я подошёл вплотную к прилавку, а Сэм предпочла задний план, явно пытаясь укрыться за фикусом в кадке.

– Абдель здесь? – спросил я у парня на кассе.

Не успел он мне ответить, как из кухни, улыбаясь и на ходу вытирая руки о фартук, вышел сын Абделя, Амир.

– Джимми, как жизнь? – поприветствовал он меня.

Я расслабился. После Абделя Амир здесь был следующим самым лучшим. Лет восемнадцатидевятнадцати, стройный и привлекательный, с прямыми темными волосами, татуировкой на арабском языке на бицепсе и такой ослепительной белозубой улыбкой, что мог бы спокойно продать целый грузовик отбеливающей зубной пасты. В Фалафельной он, как и все остальные, знал меня под именем Джимми.

– Жизнь нормально, – ответил я. – А как твой отец?

– Он сегодня в Сомервилле. Тебе как всегда?

– Мужик, ты лучше всех.

Амир рассмеялся:

– Да ладно тебе.

Тут он скользнул взглядом мне за плечо. Улыбку как стёрло с его лица, а сам он остолбенел. – Самира? Ты что здесь делаешь?

Она, еле переставляя ноги, проковыляла вперёд.

– Привет. Амир. Я тут, видишь ли, помогаю Ма… то есть Джимми с уроками.

– Правда? – Амир упёрся локтями в прилавок, бицепсы на его руках напряглись.

Этот чувак целыми днями пахал во всех заведениях своего отца, умудряясь при этом не посадить ни единого пятнышка на футболку.

– Разве ты не должна быть сейчас на занятиях? – продолжал удивляться он.

– Да ты понимаешь, – медленно начала она, явно изобретая ответ на ходу, – мне за занятия с учениками вне кампуса начисляются дополнительные баллы. Вот я и взялась подтягивать Джимми и его одноклассников. – И она указала на столик, где Блитц с Хартом вели на языке жестов яростный спор, выписывая руками круги и другие фигуры. – По геометрии их подтягиваю, нобоюсь, они в ней безнадёжны.

– Безнадёжны. – немедленно поддержал её я. Но фалафель поможет нам заниматься получше. – Ладно, если чего, я тебя прикрою, – заговорщицки посмотрел Амир на Самиру. – А тебя, Джимми, рад видеть. Так здорово, что с тобой все в порядке. А то вчера эта история на мосту… В газетах была фотография погибшего парня. Он так похож на тебя. Имя, конечно, другое, но мы все равно встревожились.

А мне, из-за полной зацикленности на фалафели, даже в голову не пришло, что они запросто могут все сопоставить.

– Ах да. Я тоже видел газеты, – постарался, как мог, спокойно проговорить я. – Но со мной-то порядок. Видишь, с преподавательницей геометрией занимаюсь.

– Ну-ну-улыбнулся Самире Амир.

Неловкость сгустилась такая, что хоть топором разрубай.

– Ладно, Самира, большой привет от меня Джиду и Биби, – к счастью, заторопился он. – Идите к своим за столик. Сейчас принесу вам еду.

Сэм пробубнила нечто невнятное. То ли «спасибо большое», то ли «убейте меня прямо сейчас», и мы присоединились к Блитцу и Харту.

– Что это было? – спросил я у неё. – Откуда ты знаешь Амира?

Самира надвинула ещё ниже платок на лоб.

– Не садись так близко ко мне. – процедила она сквозь зубы. – И постарайся выглядеть как ученик, с которым мы обсуждаем исключительно геометрию.

– Треугольники, – начал отчётливо я. – Четырёхугольники. Только не понимаю, чего смущаться-то? – перешёл я почти на шёпот. – Амир – классный парень. А если ты знаешь семейство Фадлан, то ты для меня как рок-звезда.

– Он мой кузен, – сердито выпалила она. – Двоюродный, а может, троюродный. Ну, что-то в этом роде.

Я перевёл взгляд на Харта. Он сердито уставился в пол. Блитцен сидел без маски и очков.