Меч Лета

Я поднял свой казённый меч.

– Харт, а с этим-то как? Сомневаюсь, что копам понравится, если они увидят меня с трёхфутовым клинком.

– Чары, – прожестикулировал мне немой эльф. – Прикрепи к ремню.

Как только я это сделал, меч начал мутировать и превратился в цепочку для ключей у меня на ремне, которая лишь придавала футболке Уигглз ещё более убогий вид.

– Класс, – констатировал я. – Теперь я унижен окончательно.

– Все равно меч есть меч, – жестами возразил мне Харт. – А смертные не способны видеть волшебных вещей. Между Льдом и Огнём есть Туман. Г-и-н-н-у-н-г-а-г-а-п. Он и скрывает истинные образы. Без слов это трудно объяснить.

– Ладно.

Я вспомнил, что мне говорила Гунилла про миры между льдом и огнём. И про Фрея, который был золотой серединой. Но, видимо, его детям не дано от рождения понимания того, какого черта все это значит.

Я перечитал некролог о себе в поисках адреса похоронного агентства и, отыскав его, обратился к Харту:

– Пошли оказывать мне последние почести.

Это была длинная прогулка по холоду. Меня мороз не слишком доставал, а вот Харт в своём кожаном облачении задубел и трясся. Губы у него потрескались и шелушились, из носа текло. По книгам и фильмам в жанре фэнтези, прочитанным и увиденным за время учёбы в школе, я составил себе представление, что эльфы – это такие благородные существа неземной красоты. Хартстоун же был скорее похож на анемичного студента колледжа, которому пришлось несколько недель подряд голодать.

Однако… Я начал подмечать не свойственные людямчерты. Зрачки его, например, отражали свет, как у кошек. Вены под его прозрачной кожей были скорее зелёными, чем синими. И, несмотря на явно бездомный и неухоженный вид, от него никогда не пахло, как от обычных бродяг, – немытым телом, спиртным и прогорелым жиром. Хартстоун пах хвоей и древесным дымом. Всегда. Как же я раньше не обращал на это внимания?

Я бы его с удовольствием порасспрашивал по дороге про эльфов, но мне на ходу объясняться жестами нелегко, а ему было бы трудно читать по губам. А вообще разговаривать с ним как раз здорово. Ведь приходится полностью концентрироваться, и думать о всякой чуши уже не станешь. Если бы все беседы на свете требовали такого внимания, люди бы не болтали попусту столько ерунды.

Едва мы пересекли площадь Копли, Харт резко затолкал меня в дверной проем какого-то офисного здания.

– Гомез, – прожестикулировал он. – Ждём.

Гомезом звали местного патрульного, который прекрасно знал нас обоих. Имя моё, правда, ему известно не было, но, если он видел мою фотографию в новостях, то мне пришлось бы долго объяснять, почему это я не мёртв. К тому же, он не отличался особым дружелюбием.

Я коснулся рукой плеча Харта, привлекая его внимание.

– Расскажи, как все там? Ну, где ты обычно живёшь?

Лицо его стало настороженным.

– Альфхейм не очень отличается от вашего мира. Только там ярче. И не бывает ночи.

– Не бывает ночи? – поразился я. – Что, вообще?

– Вообще, – подтвердил Хартстоун. – Я, когда первый раз увидал заход солнца… – Он как бы запнулся, а потом прижал обе ладони к груди – знак ужаснейшего испуга.

Я попытался представить себе, как вот жил себе парень в мире, где постоянно стоит только день, а потом вдруг раз – и солнце исчезло на горизонте в кровавом зареве.

– Это было бы странно. – кивнул я ему. – Но ведь у эльфов-то есть что-нибудь такое, чего люди боятся? Ну, например, эльфсейдер?

В глазах Харта зажегся свет.

– Откуда ты знаешь про этот термин?

– Э… вчера мне на поле боя сказали, что я применил его. – И я рассказал ему, каким образом выбил оружие из рук атакующих. – И когда я заживил перелом у Блитца или прошёл сквозь стену огня на мосту Лонгфелло… Интересно, а что, если это один и тот же вид магии.

Тот какое-то время не отвечал, переваривая мои слова.

– Трудно сказать, – наконец задвигались его руки, и, если переводить на нормальную речь, я бы сказал, что он сейчас говорил осторожно, как бы с оглядкой. – Эльфсейдер бывает разный. Как правило, это мирное волшебство. Лечить. Растить. Останавливать жестокость, насилие. Научиться ему невозможно. Эльфсейдер – это не волшебство рун. Ты или родился с ним, или нет. Ты – сын Фрея. Полагаю, тебе передались какие-то из его способностей.

– Значит, Фрей эльф? – возник у меня естественный вывод.

Харт покачал головой.

– Фрей – лорд Альфхейма. Наш бог-покровитель. Ваны близки нам. Ваны были источником всего эльфсейдера.

– Но почему ты упомянул об этом в прошедшем времени? Разве эльфы больше не могут общаться с деревьями, птицами и так далее?

Харт, возмущённо крякнув, с большими предосторожностями выглянул из нашего убежища, чтобы проверить, тут ли ещё наш любимый патрульный.

– Нынче Альфхейм совсем не такой, – юркнув обратно, ответил он мне. – Почти никто не рождается с эльфсейдером. Магией тоже почти никто не владеет. По мнению большинства современных эльфов, Мидгард это просто миф о мире, в котором люди живут в замках и носят латы и обтягивающие чулки.

– Может, тысячу лет назад так и было, – предположил я.

Харт кивнул.