– Вот мой отец и давал деньги этим людям, в надежде получить обратно в два раза больше. И именно так оно и было! Они возвращали в два, в три, в четыре раза больше. И вот все эти аморальные доходы стали моими.
Хатч кивнул.
Клэйд слегка склонил голову и заговорил ещё тише:
– Можно задать вопрос? Сколько ценностей, в точности, вы и ваши инвесторы надеетесь на этом заработать?
Что-то в том, как священник произнёс слово
– Позвольте лишь сказать, что сумма никак не меньше семизначной, – ответил он.
Клэй медленно кивнул.
– Я человек прямой, – заговорил он. – И не спец по пустой болтовне. Я так никогда и не научился говорить элегантно, поэтому скажу как могу. Мне не нравятся эти поиски сокровищ.
– Сожалею, что так, – откликнулся Хатч.
Клэй прищурился, внимательно глядя ему в лицо.
– Мне не нравится, что все эти люди приезжают в город и сорят деньгами направо и налево.
С самого начала беседы Хатч не переставал обдумывать возможность такой реакции. И теперь, наконец, услышав это, он в некотором роде даже почувствовал облегчение.
– Не думаю, что остальные жители разделяют ваше презрение к деньгам, – ровно сказал он. – Многие из этих людей всю жизнь не могут выбраться из бедности. У них не было такого права на выбор бедности, какое было у вас.
Лицо Клэя напряглось, и Хатч понял, что задел за живое.
– Деньги – не панацея, какой их считают люди, – продолжил священник. – Вы знаете это не хуже меня. У этих людей есть достоинство. Деньги разрушат наш город до основания. Они испортят рыболовство, лишат спокойствия, запачкают всё, до чего дотронутся. А самые бедные из людей в любом случае не увидят этих денег. Их сметёт развитие. Прогресс.
Хатч не ответил. На каком-то уровне сознания он понял, что Клэй имеет в виду. Для Стормхавэна стало бы трагедией превратиться в ещё один сверхразвитый, сверхдорогой летний курорт вроде Гавани Бусбэй, вдоль побережья. Но это в любом случае казалось невероятным, вне зависимости от того, преуспеет ли «Таласса».
– Мне нечего на это ответить, – наконец, сказал Хатч. – Поиски закончатся через считанные недели.
– Совершенно не имеет значения,
Бесстрастность, которую ощущал Хатч, бесследно растворилась в волне гнева.
– Если бы вы выросли в этом городе, вы бы поняли, почему я это делаю, – огрызнулся он. – И не надо предполагать, что знаете, каковы мои побуждения.
– Я ничего не предполагаю, – заявил Клэй, и его долговязое тело напряглось, словно пружина. – Я
– Преподобный Клэй, думаю, вам следовало бы лишний раз прочитать Библию, прежде чем вы начали бросаться обвинениями. Например:
Хатч понял, что сорвался на крик, а голос дрожит от ярости. За соседними столами воцарилась тишина, каждый уставился в свою тарелку. Малин поднялся, быстрым шагом прошёл мимо побледневшего Клэя и направился через лужайку в сторону тёмных развалин форта.
17
В форте оказалось темно, прохладно и сыро. В пространстве гранитной башни порхали ласточки, словно пули метались туда-сюда в лучах солнца, падающих под углом в древние бойницы.
Хатч прошёл под каменной аркой и, тяжело дыша, помедлил, пытаясь успокоиться. Несмотря на все усилия, он поддался на провокацию священника. Это видело пол-города, а вторая половина всё равно вскоре узнает.
Он уселся на останки каменного фундамента. Без сомнения, Клэй говорил и с остальными. Вряд ли к нему прислушивались, кроме рыбаков, может быть. А те могли оказаться весьма суеверными, и упоминание о проклятьях могло значить многое. К тому же то замечание насчёт того, что поиски сокровищ вредят рыболовству… Оставалось лишь надеяться, что сезон будет удачным.
Малин постепенно успокоился, позволив тишине форта смыть гнев, и вслушался в слабые звуки празднества на другой стороне лужайки. Ему действительно надо научиться держать себя в руках. В конце-то концов, священник – лишь надоедливый педант, который не заслуживает, чтобы из-за него выходить из себя.