Меч и его палач

– Что с тобой, Грегор? – говорю я.

– Хельмут, – с тоской просит он. – Давай выйдем, а?

Я тихонько улыбаюсь молодым – извините, мол, – и тащу монаха в сад.

– Что тебя в седалище укусило?

– Хельмут, он почти что твой тезка.

– Так меня не Авессаломом каким-нибудь зовут и не Мельхиседеком.

– Хельм, ты часто в зеркало смотришься? Хотя бы в наше стальное, мутноватое такое?

– А что?

– Он твой старший близнец. Только брови иные, лохматей – и сам цвета другого. Бледный. Ты ведь порядочно загорел от работы… гм… на свежем воздухе.

– И что, его деньги оттого стали хуже?

Но меня тоже проняло. Зайдя в дом и рассадив гостей по местам, я бормочу нечто типа того, что для венчания по всей форме нужны двое свидетелей, и покидаю собрание. Как я думаю, кавалер с дамой поняли мои слова так, что сидеть за одной трапезой с палачом им не стоит.

Но на самом деле я почти бегу именно за кумом и кумой.

Улицы почти пустынны: в городе Событие. Именно так, с прописной. После семи лет тягостного ожидания герцогиня Розальба изготовилась, наконец, подарить Вробургу наследника. Сам его светлость Рацибор находится, как и положено верному супругу, в отлучке, но людей как во дворце, так и в его окрестностях хватает. Рождение персоны такого высокого ранга должно происходить при свидетелях – во избежание подмены. Королевы, бывало, посреди большой площади рожали, на помосте, обтянутом алой тканью.

Вот только продолжается бдение у ложа вторые сутки и собрало вокруг себя тьму лекарей и акушерок…

По счастью, наш дорогой Мастер Оружия находился во дворе центральной башни вместе с молочным братцем – упражнялись на тяжелых шпагах. Тоже было раньше немалое удовольствие – смотреть, как она гоняет Шпинеля по всему двору, будто ощипанного куренка. Нынче Йоханна возмужала, поширела в плечах, темные усики над верхней губой назойливо просят бритвы. Однако и Арман стал неплох – не мальчик, но юный мужчина, широкоплечий и с золотистой, под цвет буйной шевелюры, бородкой. Валять по булыжнику его уже никому не удается, скорей уж валяет он сам: в шаферы или в дружки его зовут часто, особенно простые горожане – а уж там он ко всеобщему удовольствию пользуется правом первой ночи. Детишки получаются чудесные – прямая выгода Вробургу!

Когда я на правах старого знакомца издали помахал им рукой, они как-то уж очень охотно оторвались от своего любимого занятия. Но как только объяснил, в чем нужда, Йоханна слегка поморщилась:

– Не то чтобы мне тебя выручить не хотелось, Хельмут, – только времена какие-то двусмысленные настают. Слышал? Король наш умирает.

– Он уже года два как того, – киваю я. – Точно по предсказанию.

– Герцог Ястреб заваривает новую сечу и сыновей туда тянет. Борьба за престол. Депешу о том пытались перехватить их соперники, чудом на место прибыла. Гонца, что вез ее во Вробург от нашего соглядатая, отыскали позавчера пустым и мертвым.

– Ты мне такие вещи говоришь…

– Завтра об этом все вороны на городском торжище каркать станут. Так кто они, твой барчук и вольная крестьяночка?

– Некто Хельм и…

– Стой, – прервала она меня. – Если Хельм Торриг – так это он и привез депешу. И коня гонцова привел. Так вот. Мы со Шпинелем идем сейчас же – и беспременно.

…Грегор вытаскивает из-за пазухи массивное, как камень, распятие – обыкновенно он стесняется демонстрировать вробуржцам, какой он набожный. Арман становится за невестой, Иоханна – за женихом. Начинается обряд: не так чтобы очень торжественно, ибо у невесты по-прежнему отсутствует обувь. Выдать из вещей, по закону оставшихся от умерших клиентов, я постеснялся.

Да, но вот я сам зачем-то покрыл себя алой мантией с золотыми фигурками. Никогда не делал того на свадьбе – однако и двойных уз раньше ни на кого не налагал. Ибо в момент, когда священнику полагается обвязать скрещенные руки новобрачных узким алым с прошвами полотенцем, я вынимаю из ножен Гаокерен и кладу на низкую подставку перед ними.

Чуть помедлив, но без всякого страха и смущения Хельм и Мария Стелла протягивают руки над обнажённым лезвием.

Брак совершен.

– А теперь обменяйтесь кольцами в знак заключения… на том же дыхании бубнит Грегор.

– Ты что – у них же нарочно не куплено, с мечом обручаться не полагается, – шиплю я.

– Мейстер, – вступает здесь Хельм. – Довольно одного твоего, если позволишь. С морионом.

Никто не знал об этом, кроме Армана и его матери. А Шпинель никак не успел бы…

Поэтому я с совершенно пустой головой протягиваю руку к шее и снимаю гайтан, зажимая камень-оберег в кулаке. Стягиваю с камня кольцо и протягиваю жениху.

– Вот. Теперь отдай невесте… Торригаль.

И поворачиваюсь, чтобы уйти.

Иногда самое заветное, самое слезно вымоленное чудо ударяет по тебе как тупая и глухая кувалда.

Грегор понял всё и куда больше. Удивительное дело – в историю похороненного меча я его не посвящал. Но эти братцы-исповедники… Не напрасно они требуют, чтобы грешник не просвещал их по поводу деталей, потому что им, с их опытом, достаточно легчайшего намека.