Меч

— Ни то, ни другое, дорогая, — сказал он. — Потому что на самом деле всё сводится к тебе, — он поцеловал меня ещё раз. — Элли, текст гласит: «Никогда не быть им цельными друг без друга / Едины в самой сути их сердец / Понимание в глубочайшем их свете / Не рушится даже в миг раздора, размолвки влюблённых / Слова их сладки и сильны / Ароматом пламени…»

Я задумалась над этим на мгновение, проигрывая слова в голове.

Всё ещё приподнимаясь на локтях, я посмотрела на Ревика, на мгновение увидев его по-настоящему. Затем я увидела его в прошлом, когда он прятался в армии его дяди, по ночам дрался на улицах, якобы за деньги, но также чтобы справиться… со всем, с чем ему нужно было справиться. Врег шутливо говорил мне, что Ревик тогда был маленьким говнюком, и я бы его не узнала. Глядя на него теперь, я в этом сомневалась.

Всё ещё всматриваясь в его лицо, я ласково погладила внутреннюю сторону его руки, лежавшую передо мной на диванной подушке, затем провела пальцами по татуировке на его бицепсе.

— Что же здесь такого стыдного, Ревик? — спросила я. — Очень красиво.

Притянув меня к себе, он покрыл поцелуями моё лицо, затем поцеловал в губы.

— Элли, — пробормотал он, снова целуя меня. — Это из Книги Конца, типа последние дни видящих… или аналог Откровений, — он погладил мой живот через рубашку, и его глаза содержали знакомую интенсивность, от которой к моей коже всё ещё приливало тепло. — Это о Мече и Мосте, — сказал он. — Это из тех строк, которые называют Песнь Любви, — он вновь поцеловал меня. — Я был влюблён в тебя ещё тогда, — пробормотал он.

Я ощутила, как отреагировало моё сердце, когда его свет затопил меня.

Прежде чем я успела что-либо сказать, он поцеловал меня в рот, в этот раз раскрывая губы, используя язык. Отдавшись поцелую, он принялся массировать мою поясницу. Казалось, он очень долго целовал меня, не спешил, использовал свой свет всё более и более деликатным образом, притягивая меня глубже в себя. Мы не позволяли себе заходить дальше, но остановившись, мы оба задышали тяжелее, а я опять накрыла его ладонью.

— Нам нужно вернуться в комнату, Элли, — пробормотал он.

— Знаю.

Он вновь поцеловал меня, покосившись на других видящих. Я проследила за его взглядом, видя, как они отводят глаза, когда я на них смотрела. Я чувствовала, как Ревик возбуждается ещё сильнее, и помассировала его, всматриваясь в его глаза, пока он вжимался в меня.

— Боги, жена. Что ты пытаешься со мной сделать?

— Они, похоже, не возражают, — мягко сказала я.

Он фыркнул.

— Конечно, они не возражают. Они хотят посмотреть, как мы трахаемся. Они чуть ли не просили меня с тех пор, как увидели, что мы лежим тут вместе, — когда я покраснела, он затащил меня глубже под одеяло. — Боюсь, я подчинюсь, если мы останемся тут подольше, — пробормотал он.

Я не ответила. Я знала, что это фишка видящих — весь этот групповой секс, резонанс со светом друг друга. Я даже знала, что это может быть проявлением дружелюбия, проявлением привязанности, наверное, или духа товарищества. От Балидора я знала, что это может быть связыванием в тактических целях, введением нового члена в команду или укреплением группы, превращением её в единый сплочённый отряд.

Я только начинала укладывать в голове некоторые поведенческие особенности сообщества видящих. Супруги-видящие были ярыми собственниками, и моногамия присутствовала практически во всех отношениях без исключения. И всё же они контактировали с более крупной группой в такой манере, которую я не понимала до конца. Мы с Ревиком, наверное, связаны с группой ещё сильнее, чем большинство супругов — просто из-за того, кто мы такие.

От Балидора я также знала, что операция в Вашингтоне выстраивалась вокруг того, что вице-президенту нравилось наблюдать за видящими в момент такого единения.

Ревик тоже находился в гуще той сессии — отчасти потому, что он возглавлял операцию, и другие видящие реагировали на него как на лидера, отчасти потому, что они, как выразился Балидор, ощущали «сопереживающую боль» из-за того, что Ревика разлучили со мной в разгар образования связи.

В любом случае, оба этих фактора влекли видящих именно к нему, из-за чего мне потом пришлось намного тяжелее.

Даже люди тянулись к нему.

Я никогда не участвовала в любом публичном выражении сексуальных повадок видящих, но я чувствовала ту часть своего света, на которую это влияло.

А ещё это вызывало воспоминания, о которых мне сейчас совсем не хотелось видеть.

— Элли, — он приласкал моё лицо. — Я не хочу никого другого, — он притягивал мой свет, вновь лаская меня. — Я не хочу никого другого, Элли.

Я кивнула, но не поднимала взгляда, вцепившись в его рубашку.

Он вновь поцеловал меня.

— Ты вела их там, в Бразилии. Это к тебе они пытаются приблизиться. Не ко мне.

Я вновь кивнула, но не поверила ему по-настоящему.