Мазепа

Отдадим должное Мазепе, он никогда не был сторонником крутых мер. Трудно сказать, что это было: природная осторожность или христианское милосердие. Скорее всего, и то и другое. Но политика Мазепы в первые годы его гетманства — яркий пример сдержанности.

Получив булаву, Иван Степанович столкнулся с таким количеством проблем, что трудно даже предположить, с чего он собирался начать. Мы прежде всего попробуем разобраться в его финансовом положении. От Самойловичей в войсковую казну поступили огромные средства. По подсчетам старшины, их можно было оценить в миллионы[144]. Помимо имений и богатого хозяйства было конфисковано множество драгоценных вещей, оружия, посуды, одежды и прочего[145]. Именно эти сокровища стали основой будущего фантастического богатства Мазепы. Впрочем, надо признать удивительный факт: при первой же возможности гетман пожертвовал значительные суммы из этих денег опальным наследникам Самойловича. Так, когда дочь последнего выходила замуж за князя Четвертинского, ей была дана тысяча империалов в виде приданого. А когда настала пора венчаться его внучке — та получила от Мазепы тысячу золотых, серебряную посуду и драгоценности. Когда затем зять Самойловича Четвертинский попал в татарский плен, Мазепа заплатил за него три тысячи золотых. Наконец, занимаясь строительством в Киево-Печерской лавре, Мазепа построил там башню с церковью во имя святого Иоанна Кущника, патрона тогда уже покойного Ивана Самойловича. И мало того. Когда в присутствии русских воевод составлялись описи имущества семьи Самойловича, выяснилось, что пропал сундук с собольим кунтушом. Старшина объяснила, что тот сундук был отдан по приказу Ивана Мазепы жене бывшего гетмана. Таким образом, Иван Степанович, рискуя прогневить русских воевод, отдал шубу несчастной женщине, уезжавшей в Сибирь.

Было ли это попыткой загладить свою вину? В любом случае все перечисленные поступки можно оценить как весьма щедрый и благородный жест. Я бы даже сказала — человечный. Если Мазепа поступал так, мысленно снова и снова обращаясь к событиям Коломацкой рады, то называть его бездушным вряд ли справедливо.

Итак, он стал наконец богат. Впрочем, в первые годы гетманства о богатстве еще вряд ли можно говорить. Отмена аренд больно сказалась на казне. Мазепа постоянно жаловался Голицыну на нехватку денег. «Из небольшой казны войсковой»[146] «у нас никаких доходов нет, а росходы непрестанные имеем, яко же и сами вы ведаете что ныне аренды нет»[147]. Он писал, что не может отправлять в Москву запорожцев (которые постоянно приезжали в гетманскую столицу, чтобы оттуда их послали к царю за наградами), так как от этого «до конца скарбец войсковой истощитца…»[148]. Вероятно, в этих жалобах была доля лукавства, так как скарбы Самойловича составляли огромный капитал. Но Мазепа был слишком хорошим хозяином, чтобы не знать: деньги имеют свойство быстро заканчиваться. А раз доходов не было, то и расходы следовало всячески ограничить.

Впрочем, это никак не отражалось на тех щедрых наградах, которые он раздавал старшине. Едва став гетманом, Мазепа просит дать царскую жалованную грамоту на два села Кочубею[149], затем ему же — на мельницу[150]. Такие же жалованные царские грамоты стараниями Мазепы получил генеральный есаул М. Миклашевский[151], а затем генеральный хорунжий И. Ломиковский[152], ряд войсковых товарищей и другие старшины. Жан Балюз впоследствии писал, что Мазепа покорил свою старшину «роскошными приемами в своей резиденции»[153]. Величко упоминает, что у Мазепы были традиционные «воскресные обеды». Трудно сказать, на каком этапе своего гетманства Иван Степанович ввел эту традицию, но, безусловно, он с первых дней стремился всячески задобрить старшину.

Еще одним направлением гетманских щедрот были монастыри. Десятками исчисляются универсалы Мазепы, подтверждающие старые пожалования и дающие новые. Киевский Братский, Киевский Николо-Пустинский, Лубенский Мгарский, Киевский Златоверхо-Михайловский, Киевский Выдубицкий, Троицкий Кирилловский, Киевский Фроловский, Киевский Межигорский — это только часть монастырей, облагодетельствованных Мазепой в этот период. По его просьбам они получают и царские жалованные грамоты.

Среди монастырей, пользовавшихся покровительством Мазепы, безусловно, был и Вознесенский девичий монастырь, игуменьей которого была его мать, Мария Магдалена. Пожалования матери — это единственный признак в голицынский период использования своей власти в личных целях. Впрочем, вряд ли можно рассматривать как личную корысть пожалования монастырю, даже если учитывать, что игуменьей там была его мать.