Мацзу (СИ)

Я заметил, что у людей непреодолимая тяга в те места, где их могут запросто грохнуть. Знал, что британцев попрут из Афганистана так кроваво, что оккупанты сунутся туда в следующий раз только за компанию с американцами и опять влипнут. Судьбы чиновников среднего звена в учениках истории упоминаются очень редко. Да и если бы написали в них об Уильяме Макнахтене, я бы черта с два запомнил эту фамилию. Пусть едет. Если выживет, будет слушать мои советы внимательнее. Впрочем, скорее всего, я льщу себе. Люди запоминают тех, кто их хвалит, а не тех, кто помогает понять, насколько они глупы.

— Только не берите с собой Самуэля Кушинга, — попросил я.

Уильям Макнахтен ухмыльнулся и произнес:

— Мне казалось, что ты будешь рад, если он надолго уедет в Кабул.

— Если один, без семьи, то, конечно, рад, — признался я.

— Я учту твое пожелание, — насмешливо пообещал он.

67

К моему возвращению в эстуарий реки Жемчужной там все еще шли переговоры между китайцами и британцами, только со стороны последних вел их Чарльз Эллиот. Его двоюродный брат Джордж был отозван в Лондон, потому что, по мнению министра иностранных дел Генри Темпла, проявил себя недостаточно решительным и эффективным. Командующим британским экспедиционным корпусом опять стал пост-капитан Джеймс Бремер в чине коммодора. Оказывается, он в бытность мичманом тоже встречал меня, то есть Генри Хоупа, командира фрегата «Фурия». Я эту встречу не помню.

Торговать опиумом теперь никто не запрещал, и цена на него начала проседать. От обвала удерживало то, что закончился летний муссонный период, Клиперам трудно добираться сюда против ветра. Они сейчас несутся, подгоняемые попутным, к мысу Доброй Надежды, а некоторые — уже по Атлантическому океану к Европе. В следующем году прибудут сюда с полными трюмами наркоты — и торговля ею станет менее прибыльной, чем чаем. Я поставил шхуну «Мацзу» на якоря на рейде Гонконга, где и распродал товар постоянным покупателям. Заодно принял достроенный особняк, расплатился за него с архитектором Эдданом О’Нейлом и, вдохновленный словами Уильяма Макнахтена, заказал ему еще два таких же по соседству. Готовый сдал в аренду генерал-майору Джорджу Барреллу, который перебрался в Гонконг, подальше от малярийного Чжоушаня.

На Рождество британцы отдыхали, как и положено добропорядочным христианам. Сколько за праздники, растянувшиеся на неделю, было выпито байцзю и разбито морд, как крещеных, так и не очень, не поддавалось исчислению. Поутру на главной и пока единственной улице Гонконга валялись солдаты и матросы, павшие от рук китайских торговцев спиртным. Нарушителей дисциплины нещадно пороли, но это был обязательный элемент праздника, типа похмелья по-военному.

К пятому января Чарльз Эллиот догнал, что его разводят, и выдвинул Ци Шаню ультиматум: или на следующий день подписываем договор, или через день возобновятся боевые действия. Китайский чиновник решил, что долгая и, по большому счету, безрезультатная война на окраине Таньчао не будет напрягать хуанди, поэтому проигнорировал предложение. В предыдущие месяцы Ци Шань изображал отвод войск и флота от Гуанчжоу, мол, давайте жить дружно, а на самом деле значительно усилил гарнизон, наделал препон на всех рукавах реки Жемчужной, забив заостренные, бамбуковые колья в дно и затопив джонки, нагруженные камнями, и приготовил несколько десятков брандеров. Он все еще не верил, что качественное военное превосходство гвайлоу сумеет одолеть количественным китайской армии.

Утром седьмого января в восемь часов утра британский флот двинулся с приливом вверх по реке Жемчужной. Устье защищали два укрепрайона: Шацзюе на правом берегу — форт на холме и артиллерийская батарея у его подножия на урезе реки — и Дацзюе на левом — несколько батарей, расположенных ярусом, причем верхние были замаскированы, хотя все знали их местоположение.

Предположив, что большие корабли не будут активно участвовать в сражении, я напросился лоцманом-советником на пароход «Немезида», вогнав в непонятное Уильяма Холла. С одной стороны командовать должен он, а с другой у меня статус капитана линейного корабля третьего ранга, а он всего лишь мичман. Впрочем, особо с советами я не лез и глупые не давал, так что поладили быстро. К тому же, я прекрасно знал этот участок реки Жемчужной. На буксире пароход тащил большую джонку с тремя ротами солдат и целую вереницу баркасов, в каждом из которых было десятка по два морских пехотинцев. Двигались медленно, осторожно, особенно на поворотах, хотя, благодаря приливному течению, скорость была не меньше пяти узлов.