Я расположился на диване с гнутыми ножками, привезенном, наверное, из Британии, и доставка стоила дороже, чем он. Зашел слуга-мулат с непроницаемым черным круглым лицом и в белых перчатках и расставил на столике фарфоровые приборы для чаепития, после чего налил сперва мне, а потом хозяину. Как догадываюсь, Чарльз Эллиот обзавелся им на острове Гаити во время службы там, как и женой Кларой. В обоих случаях не ошибся.
Я успел выпить две чашки чая, налив вторую самостоятельно, потому что слуга удалился. Поскольку знал, что написано в письме, наблюдал за реакцией Чарльза Эллиота. Вот он коротко глянул на меня и смутился, встретившись взглядами. Значит, прочел поклеп на благороднейшего и честнейшего из людей. Вот он покивал головой, соглашаясь, что надо срочно прислать сюда эскадру. Вот в конце письма, где были сплетни, улыбнулся, узнав, что какого-то Джона Спрейка выгнали из министерства колоний, потому что вымогал взятку не у того, у кого можно.
— Уильям Макнахтен пишет, что срочно нужны сведения о столице Китая, — дочитав, поделился Чарльз Эллиот.
— Завтра займусь этим, — пообещал я. — Как мне сказали, собрали, что смогли, надо только перевести с китайского на английский и записать,
— Может, сразу дать тебе моего секретаря? — спросил он.
— Я бы с радостью, но мои агенты не хотят, чтобы о них узнал еще кто-либо. Для них это вопрос жизни и смерти, — отказался я.
Судя по выражению лица, мой собеседник понял это, как отказ сдать свою агентуру из боязни, что с ней наладят прямой контакт, и я останусь без легких денег, но не обиделся.
— Спешить все равно некуда. В Калькутту отчет поплывет на моей шхуне, больше не на чем, а с разгрузкой и погрузкой ее, как понимаю, будут проблемы, — продолжил я.
— Может и не быть, — возразил он. — Линь Цзэсюй заявил, что торговле остальными товарами мешать не намерен.
— Ты уже встречался с ним? — полюбопытствовал я.
— Нет. Он нагло потребовал, чтобы я, как какой-то никчемный китайский чиновник, явился к нему с повинной. В ответ я предложил ему прибыть в Макао и провести переговоры на нейтральной почве. Как мне передали, это взбесило китайского самодура, — рассказал Чарльз Эллиот.
— Говорят, он очень умный и образованный человек, академик, если перевести его ранг на наши, — подсказал я.
— Уверен, что китайский академик по уровняю знаний уступает нашему школьному учителю, — заявил он.
Китайский эгоцентризм нарвалась на британский. Победителя не будет, потому что оба уже проигравшие.
35
Заняться на следующий день отчетом агентов не удалось. Рано утро ко мне домой прибыл гонец с приказом из Тринадцати факторий следовать под разгрузку к острову Вампоа. Он приходил вечером, но меня не было дома, гостил у Эллиотов, где меня накормили, в том числе, и белым пудингом, в котором говяжий жир и свиная печень преспокойно сочетались с местными сладкими фруктами. Это блюдо обожала хозяйка дома, которая была беременна в очередной раз. Я заметил, что британки в колониях плодятся намного лучше. То ли следуют примеру аборигенок, то ли просто от скуки.
Поскольку ситуация была сложной, я сам повел «Мацзу» вверх по реке, используя ветер и попутное приливное течение. На походе к острову нас встретили и сопроводили две военные джонки. Агрессивности не демонстрировали, на борт шхуны не попытались высадить десант или доставить таможенных чиновников. Наверное, знали, что опиума на ней нет.
После того, как «Мацзу» встала на якоря, на нее прибыл на грузовой джонке клерк Джонатан Липман, лицо которого показалось мне более желтым, чем было в прошлый раз. Наверное, у чувака хроническая малярия. Ему бы вернуться домой, на любимый пасмурный остров, и сразу вылечиться, но, видать, жаба задавила, хочет нарубить больше бабла. Я передал ему почту из калькуттского офиса компании, грузовые документы и серебро, вырученное за наркоту.
— Продал весь опиум контрабандистам, узнав, что у вас здесь проблемы с китайцами, — сообщил я.
— Думаю, мое руководство одобрит ваше решение, — предположил он, после чего дотошно, нудно взвешивал и перевзвешивал серебряные «копыта» и «черепах».
Убедившись, что всё верно, приказал начать перевалку хлопковых тканей в рулонах, часов и музыкальных шкатулок в ящиках и свинца в слитках в джонки, ошвартовавшиеся к обоим бортам шхуны, после чего убыл на первой же нагруженной, отказавшись выпить рюмку портвейна, приобретенного мной в Калькутте. Совсем нетипичный британец, что по цвету кожи, что по отношению к алкоголю.
Я собрался отправиться вслед за ним в Макао, но к освободившемуся борту, отогнав грузовую, подошла военная джонка. На высокой корме стоял пухлый пожилой офицер с бронзовым помпоном на темно-синей шапке и буфаном тюлень (второй военный чин снизу из девяти) на темно-синем халате.
— Чрезвычайный уполномоченный высшего ранга Линь Цзэсюй требует, чтобы капитан корабля прибыл к нему! В случае неповиновения мы откроем огонь! — громогласно объявил он на пиджин инглиш.
С пожилым человеком в таком низком чине лучше не спорить. Ему слишком нужен повод выслужиться.