Мацзу (СИ)

Дом правительства, как называлась резиденция генерал-губернатора, был похож на дворец набоба, побывавшего в Риме. Снаружи часовые-сипаи с мушкетами «Смуглянка Бесс». Внутри серый мраморный пол, дорические колонны, покрытые штукатуркой из морских ракушек, вдоль стен бюсты римских императоров, статуи львов и сфинксов, причем у двух какой-то пуританин отбил сиськи, на стенах гербы и трофейное индийское и афганское оружие. Кабинет, в который меня проводил пожилой слуга-индус, был слишком большим, поэтому не покидало чувство, что я во временно опустевшем танцевальном зале. В дальнем конце его за огромным столом из красного дерева сидел хозяин — сорокаоднолетний мужчина с лицом счетовода. Наверное, такое впечатление складывалось из-за подслеповатых глаз. Он сидел на стуле с высокой спинкой и холеными пухлыми пальцами барабанил по столешнице, застеленной толстым черным бархатом. Слева от него стоял молодой человек с грустной мордой побитой собаки и что-то читал с листа бумаги, который держал двумя руками. Когда я зашел, чтец замолк и ожидающе посмотрел на своего начальника.

— Можешь идти, Сэм, — разрешил Уильям Макнахтен, после чего обратился ко мне, хотя я уже шел к столу: — Подойди ближе.

Я подошел, поздоровался. Стульев для посетителей не было, если не считать диван, стоявший метрах в семи от стола, поэтому продолжил стоять. Главный секретарь ответил, после чего молча уставился на меня подслеповатыми глазами. Наверное, его подчиненных это сильно нервировало, угнетало. На мне не сработало. Я начал демонстративно рассматривать кабинет и даже в какой-то момент ненадолго повернулся спиной к хозяину кабинета.

— Что скажешь? — с интересом полюбопытствовал он.

— Как кушать из фарфорового корыта, — ответил я.

Уильям Макнахтен улыбнулся, показав сильно прореженные желтые зубы, и сделал вывод:

— Ты настоящий американец!

Не стал его разочаровывать.

— Чарльз Эллиот написал мне, что ты давно в Китае и очень хорошие знаешь язык и обычаи этой страны, — продолжил Уильям Макнахтен.

— Не сказал бы, что очень хорошо, но лучше него самого и всех его сотрудников вместе взятых, — без ложной скромности сообщил я, потому что понял, что меня позвали, чтобы сделать коммерческое предложение, и начал набивать себе цену.

— Нам как раз нужны такие люди, потому что не хватает информации об этой стране. Слишком она закрытая. Если согласишься помогать нам, мы будем щедро платить, — сказал он.

— Щедро — это сколько? — поинтересовался я.

— Пятьсот фунтов стерлингов в год. Если не ошибаюсь, это две с половиной тысячи долларов, — произнес главный секретарь.

За такие деньги можно купить два новых больших дома в Бостоне или один в Нью-Йорке, как мне рассказал Джеймс Доу, капитан американского клипера «Благословение». Они помогут мне быстро расплатиться с китайскими контрабандистами.

— И возможность приобретать здесь опиум на аукционах, — выдвинул я дополнительное условие. — Тогда вы будете чаще получать мои донесения.

Во время прогулки я заглянул на опиумную биржу. Это очень высокое здание, в котором стеллажи с шарами опиума размером с человеческую голову и весом одна целая восемь десятых фунта (около семисот грамм). Стеллажи разделены на отсеки, в каждом из которых пять шаров. Потом их складывают в три слоя в ящики из мангового дерева: пять в длину и четыре в ширину, всего шестьдесят. В среднем один ящик стоит около ста восьмидесяти долларов, то есть три за шар. Это дешевле, чем в Египте в межсезонье, а Калькутта раза в два ближе.

— Хорошо, я договорюсь, — согласился он и перешел к делу: — Помоги мне понять эту страну. Я никак не найду хоть какую-то рациональность в действиях китайского правительства.

— Трудно найти в темной комнате черную кошку, особенно, если ее там нет, — поделился я афоризмом.

Эти слова приписывают Конфуцию, но в его трудах таких нет и не могло быть, потому что он знал, что у всех кошек в темноте горят глаза. Зато звучат красиво и сильно воздействуют на неокрепшие умы, к которым, как выяснилось, относился и мой собеседник.

— Хо-хо! Здорово сказано! Надо будет записать, если не забуду! — воскликнул он.

Таки забудет, иначе бы приписывали ему.

— Значит, их поступки изначально иррациональны? — сделал вывод Уильям Макнахтен.

— В них есть своя логика, но она отличается от нашей с вами потому, что мы считаете себя выше их, а они нас — грязными дикарями и имеют на для этого больше оснований, начиная с того, что моются каждый день, и заканчивая тем, что письменность появилась у них задолго до создания «Илиады» и Ветхого Завета, не говорю уже о том, что порой мы, не зная их правил, ведем себя, как пьяная матросня, случайно попавшая на светский раут, — поделился я.

Главный секретарь гмыкнул удивленно, после чего признался:

— Надо же! Мне даже в голову такое не приходило! — и сделал вывод: — Теперь понятно, почему они отказались вести переговоры с нашим послом, который не захотел встать на колени перед их императором.

— Его счастье, что не отрубили голову за такую дерзость, — поделился я.

— А что скажешь об их армии? — спросил Уильям Макнахтен.