Но мертвые красотами вечерней зари не интересовались, да и живые возводили очи к небесам реже, чем смотрели себе под ноги. Не сумев очаровать людей, закат налился возмущенным багрянцем, потом потемнел и обернулся назло всем ночью, в которой отчужденно и холодно поблескивали звезды. Но и это чудесное превращение не набрало достаточного количества зрителей. Зато луна пристально и неотрывно следила за всеми.
Надо же, как шпарит, подумал с ненавистью дачник Бутько, уставившись в окно, залитое серебристым сиянием. Являясь гастритчиком со стажем, он отлично знал, какую развлекательную программу готовит ему полная луна: урывочный сон, перемежаемый приемами соды, и, как правило, затяжной запор.
Целительным козьим молоком на эту ночь Бутько не обзавелся. Хотел было смотаться на своем "москвичке" в соседнюю деревню, но машину через ворота не пропустили какие-то подозрительные личности уголовной наружности. Они матерно предложили Бутько топать пешком, да еще в обход. Испугавшись личностей и полуденного зноя, Бутько ретировался и теперь крепко раскаивался в собственной нерешительности. Брюхо, не сдобренное молочком, бунтовало.
А впереди была долгая-долгая ночь.
Жившая по соседству бабка Никитична переживала по другому поводу. Вечером она не досчиталась одного из своих длинноухих питомцев и понятия не имела, как станет оправдываться перед нервным зятем, доверившим ей присматривать за крольчатником. Еще бы ничего, если бы зверек просто сбежал - тогда можно было бы надеяться, что, порыскав по окрестностям, он вернется, целый и невредимый. Но в дальнем конце огорода Никитична наткнулась на его пушистые ушки да ножки, а вокруг - громадные следы, смахивающие на волчьи. Как про них зятю скажешь? Живо определит фантазировать в дом престарелых.
Зато ее ровесник, отставной генерал, дурью не маялся, а набирался сил перед завтрашним днем. Он лежал на спине, вытянув руки "по швам", разведя носки ног врозь и сведя мозолистые пятки вместе.
Жене казалось, что он вот-вот начнет вышагивать во сне строевым шагом, хотя это должно было произойти только утром. В парадном кителе, фуражке и сатиновых трусах генерал вот уже второе лето подряд маршировал вдоль огородных грядок, принимая рапорты от наиболее видных кочанов капусты. Забавные со стороны, эти смотры зашли очень уж далеко.
Почти в психиатрическую лечебницу. Стоит бедолаге однажды отказаться от трусов, как это было, сделано в отношении генеральских штанов.
Эксцентричное поведение генерала любили обсуждать вечерами Лыковы и Деревянко, издавна дружившие семьями. Но сегодня, по причине междоусобицы, традиционные посиделки у самовара не состоялись. Юным отпрыскам обоих кланов было запрещено даже перекликаться через ограду. Все началось с элементарного отсутствия запасов воды и хлеба. Примерно час мадам Лыкова и миссис Деревянко попросту пилили своих непутевых супругов, а потом в запале схлестнулись между собой, выясняя, кто есть кто. Если первая оказалась толстой коровой с блядскими глазами, то вторая вообще стала гадюкой подколодной, у которой изо рта воняет. Естественно, после такого обмена мнениями у противоположных сторон появилась масса поводов для непримиримой вражды. Почти как у Монтекки и Капулетти.
Зато неблагополучные Клычковские сегодня так и не пособачились, что было странно. Днем по-семейному отужинали водочкой, закусили портвешком.
С лихвой хватило обоим, даже на легкий утренний аперитив осталось. Они и подлечились, спутав вечернюю зорьку с утренней. Теперь мирно почивали рядышком, и до рассвета у них не предвиделось никаких огорчений.
В отличие от них бритоголовые Савины бодрствовали, занимаясь ритуальным распеванием маха-мантры. Голоса их звучали негромко, но были преисполнены страстной силы. Причиной тому было вечернее омовение супругов в душевой кабинке, увенчанной баком с нагревшейся за день водой. Перед тем как уединиться там с женой, домохозяин Савин многозначительно зачитал ей один из стихов священной книги "Шримад-Бхагаватам". Там говорилось, что верная жена должна помогать мужу осуществлять все его физические желания, создавая ему все условия для сосредоточения на духовной практике. Желание у Савина действительно имелось - одно, но такое необычное, что жена прежде всячески отлынивала от выполнения своего долга. Сегодня же, воодушевленная авторитетом Священного Писания, она дошла до полного самозабвения.
Сосед Семеныч, вышедший собирать смородину, долго прислушивался к звукам, долетавшим из душевой кабины, а ночью был вынужден трижды самоудовлетворяться, сверля потолок немигающим взглядом. И сухопарая Савина в его грезах обладала грудью на два номера больше, чем в действительности.
А ближе к утру, когда и одинокий Семеныч угомонился, ночную тишину пронзил заунывный вой большой собаки, на который никто не обратил внимания.
Глава 21
В ТИХОМ ОМУТЕ...
И был уже четверг, день четвертый. И не увидел бог, что это хорошо.