С Добряном связана и другая легенда «о пастухе Стефане». Автор о ней говорит так: «Бедный пастух по имени Стефан был жертвой злой судьбы. Каждую неделю его стадо уменьшалось: то волк у него резал лучших овец, то ягнята падали от мора. Позже даже пастбища, казалось, потеряли питательную силу. Травы не могли накормить истощенное стадо, а вода в ручье, протекавшем в долине, не могла утолить его жажды. Однажды, когда Стефан, сидя в стороне, с тоской думал о своих несчастьях, он увидел приближающегося к нему человека, которого по виду его плаща и шляпы он мог принять за городского начальника, [члена] магистрата. Тот ему сказал: «Ты меня не знаешь, Стефан, но я тебя знаю издавна, знаю, сколько много ты потерял в течение этих многих лет; мне тебя жалко, и я явился, чтоб указать тебе на средство, которое тебя избавит от несчастий, сыплющихся на тебя. В первый же раз, как пойдешь говеть, возьми частицу, сохрани ее и вложи в твой посох, которым ты погоняешь стадо, веди его на пастбище. Тебе больше не будут страшны ни волки, ни мор!» Поначалу бедный пастух отогнал от себя всякую мысль о подобном кощунстве, так как он был хорошим Христианином. Однако в тот же вечер пали от мора две лучшие его овцы из стада. На другой день третья овца утонула в озере, и четвертая погибла от хищников. В отчаяньи он ухватился за совет сатаны. Он пошел в церковь, утаил частицу Св. Тайн и, вложив ее в палку, погнал стадо, как сказал незнакомец. И что же, его бедная жизнь превращается с этого дня в веселую и богатую. Овцы его поправились, и ягнята выросли все на удивленье людям. Везде, где он касался палкой, все зеленело, ручей наполнился светлой водой, и даже скалы, бесплодные скалы, покрывались травой, а волки, завидя его посох, разбегались. Вскорости пастух из бедного человека становится одним из богатейших людей, и когда другие спрашивают о секрете его успеха, он на них смотрит с пренебрежением. Но жена его знала, в чем заключалась его тайна. Она сказала соседке, а та под влиянием голоса совести рассказала аббату из монастыря, который сейчас же, надев на себя епитрахиль и ризу, пошел в дом бывшего пастуха.
В минуту, когда он входил в дом Стефана, он казался освещенным как ярким солнцем, а посох, в котором была частица, сиял как канделябр, окруженный небесным ореолом. Что до Стефана, то говорят, что он провел остаток своей жизни в посте и молитве и что в последнюю минуту жизни Приор монастыря дал ему прощение и разрешение греха, так как был личным свидетелем его полного раскаяния». Мармье добавляет, что Реформизм истребил эти легенды монастырей и что сейчас там, где «раздавались религиозные напевы у Святой Дамбы, в курзалах и банях раздаются напевы оперных арий».
Эту легенду мы перевели и поместили в эту книгу не потому, что она имеет какое-либо особое значение, а что в ней есть элементы греха, суеверия, раскаянья и Христианского подвига. Из нее же видно, что Германский рационализм вышел из Реформы, которая постаралась уничтожить все, имеющее отношение к чудесному в Христианской жизни.
Шверин еще в 1018 году служил Вендам крепостью, указывает на стр.12 Кс. Мармье, и был известен под именем Зверина, а в Латинских Хрониках того времени обозначался «Суеринум». Таким образом утверждение Шафарика, Нидерле и других славистов, что под именем Шверина надо видеть Зверин оказывается подтвержденным Мармье.
С другой стороны, он указывает на имя этих славян, живших в Зверине, и называет их Вендами. Эта Вендская земля простиралась до Вены, носившей имя Винда — Видень. Это было большое Славянское государство, говорившее на языке, близком Польскому и Чешскому.
В продолжении целого века Зверин был лишен значения столицы, видимо, завоеванный Германцами, и когда население было достаточно германизировано, ему вернули его значение. Альтштадт остался таким же, как был в старые времена с кривыми улочками, узкими домами и замком, находящимся на острове, «темным, как старая военная песня», как говорит Мармье, и рядом с ним высится Нейштадт.
Из этого видно, что в старые времена при постройках новых городов исходили из городов старых. Это является еще одним косвенным подтверждением, что и наш Новгород построен переселенцами из какого-то Старого Града. Откуда они могли взяться, если не из пределов теснимого Германцами Вендского Государства? Правда, могло быть и так, что Новгород был построен на месте Старого Града, сгоревшего от пожара или разрушенного войной, но тут нам доподлинно известно, что Новгородский край изобилует камнем и что Новгород был построен из камня, а не из дерева.
Дальше Кс. Мармье говорит о Германском периоде Зверина, который нас интересует меньше.