Читаем Математик Боя. Жизнь сильнейшего полностью

— Ха, ты успеваешь засматриваться на девушек во время битвы — кому-то пора давать джонинский жилет, — глава клана Учиха похлопал парня по плечу и серьезно добавил. — Я знаю, что мне не обязательно тебе это говорить, но я скажу — не обижай мою ученицу, ладно?

— Ладно, — кивнул ничего не понявший Орочимару.

Как ее обижать-то? Она же не враг. Или о чем Кагами-сама вообще?

— Славно, — кивнул Учиха и пошел на выход. — Удачного разговора с учителем.

Сенсома-сенсей, как всегда, сидел в кресле. Еще в бытность его директором Академии он любил мягкие и удобные кресла, подчеркивающие солидность своего хозяина. Его кабинет, что в Академии, что здесь, всегда немного давил на гостя, заставляя прислушиваться к каждому слову владельца. Все это, вкупе с личностью Математика Боя, гарантировало то, что в любом разговоре на своей территории Сенсома-сенсей будет вести.

Но начать сейчас должен Орочимару.

— Сенсома-сенсей, я не добился успеха, — признался он.

— В чем же? — удивился учитель. — Ты стал куда сильнее и многое узнал. Разве нет?

— Узнал, — кивнул Орочимару. — Но не все. Вы помните наш разговор? Шесть месяцев назад вы сказали, что убийства перестанут казаться мне простым делом, стоит мне увидеть, как жизнь покидает человека в его глазах. Я… не понял этого.

— Ты что, серьезно заглядывал в глаза к каждому, кого успел убить за эти шесть месяцев? — поднял бровь Сенсома.

— Я записал, — Орочимару достал из подсумка записную книжку, и брови сенсея натурально полезли на лоб. — Сначала я просто протыкал мечом сердце, чтобы жизнь уходила медленнее. До того, как глаза становятся стеклянными, шиноби успевают о многом подумать. У юхеев во взгляде, в основном, только боль. Часто шиноби умирают грустными, реже — яростными. Совсем малый процент умирает довольными. Таких много среди тех, чьи товарищи ушли, пока умирающий прикрывал их отход. Потом я стал отрезать умирающим пальцы. Процент яростных смертей увеличился. Появились те, кто удивлялся. Таких было немало. Еще я пробовал срубать голову, но там тяжело поймать взгляд. Несколько раз удалось — там было неверие. Похоже, они не ожидали своей смерти. Умирающие от пыток, в основном, смотрят с болью в глазах. Иногда — с яростью. Но многих мне пытать не довелось. Умирающие от ран, которые нанес не я, смотрят с безразличием. Еще есть…

— Стоп! — учитель поднял руку. — Стоп-стоп-стоп-стоп! Ты сейчас серьезно?

— Я еще смотрел в глаза тех, кто умирает в нашем госпитале — ирьенины подтвердят. Они помогали мне вести записи.

Сенсома вздохнул. Глубоко вздохнул. Ох уж этот ученик…

И как объяснить ему? Как достучаться? О, это будет явно непросто. Орочимару не дорожит чужими жизнями. Ему важна только своя. Этот эгоизм в нем почти неистребим, однако, в нем есть один существенный плюс — Орочимару считает свою команду важнейшими частями своей жизни. Майко и Фугаку для него — почти семья. Еще есть Джирайя и Цунаде, но они далеко.

Так-так…

— Пожалуй, мы с тобой пройдемся, — сказал Сенсома ученику, вставая.

Выйдя из штаба, командующий фронтом повел Орочимару к госпиталю. Однако, не дойдя до палаток две сотни метров, он остановился и протянул парню странный скрипучий разноцветный песок.

— Поднеси к носу и вдохни, — приказал он. — Я редко им пользуюсь в последнее время. Отбивает запахи.

Орочимару поначалу не понял, зачем ему отбивать запахи, но послушался. Осознал необходимость нюхать странный песок он только тогда, когда наставник определился с выбором палатки.

Смертельно раненые. Помещение, в котором шиноби и юхеи доживают свои последние минуты. Вернее сказать — умирают.

Да, приятных запахов там нет.

Внутри было пусто. Вернее, там не было тех, кто доживет до следующего часа.

— Итак, приступим, — сказал Сенсома и… начал вести лекцию о строении человеческого организма.

Орочимару слушал, не перебивая. Учитель заставил его взять скальпель, препарировать уже мертвого джонина. Один из еле живых чунинов попросил добить его и Сенсома, не отвлекаясь от лекции, приказал Орочимару сделать это. Орочимару сделал. Он ничего не понимал, но учитель явно пытается ему что-то объяснить.

— Быстрее! Сенсома-сама тут! Сюда! — донеслось взволнованное с улицы.

Сенсома нахмурился и повернулся ко входу. Орочимару тоже заинтересовали возбужденные крики, а через секунду после того, как он повернулся лицом к выходу из палатки, в нее буквально влетели три джонина с носилками, с которых обильно капала кровь.

— Сенсома-сама, зацепили! На отходе! — тяжело дыша, сообщил один из джонинов. — Не спасти! Она… хотела увидеть вас последний раз…

— Что… — Сенсома шагнул вперед и осекся.

— Майко! — воскликнул Орочимару.

Напарница выглядела плохо, если не сказать ужасно. Неведомой техникой ей разворотило всю спину, оторвало ноги и… еще много чего. Бывшая симпатичной еще утром, девушка лежала на носилках куском плоти, прерывисто и хрипло дыша.

Она умирает. И очень быстро.

— Майко! Что ты?! Как?! Постой! — взволновавшись, Орочимару распаковал самое мощное обезболивающее, хранившееся в его кимоно и буквально влил его в девушку. — Держись! Сенсома-сенсей вылечит тебя?!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Коммунисты
Коммунисты

Роман Луи Арагона «Коммунисты» завершает авторский цикл «Реальный мир». Мы встречаем в «Коммунистах» уже знакомых нам героев Арагона: банкир Виснер из «Базельских колоколов», Арман Барбентан из «Богатых кварталов», Жан-Блез Маркадье из «Пассажиров империала», Орельен из одноименного романа. В «Коммунистах» изображен один из наиболее трагических периодов французской истории (1939–1940). На первом плане Арман Барбентан и его друзья коммунисты, люди, не теряющие присутствия духа ни при каких жизненных потрясениях, не только обличающие старый мир, но и преобразующие его.Роман «Коммунисты» — это роман социалистического реализма, политический роман большого диапазона. Развитие сюжета строго документировано реальными историческими событиями, вплоть до действий отдельных воинских частей. Роман о прошлом, но устремленный в будущее. В «Коммунистах» Арагон подтверждает справедливость своего убеждения в необходимости вторжения художника в жизнь, в необходимости показать судьбу героев как большую общенародную судьбу.За годы, прошедшие с момента издания книги, изменились многие правила русского языка. При оформлении fb2-файла максимально сохранены оригинальные орфография и стиль книги. Исправлены только явные опечатки.

Луи Арагон

Роман, повесть
~А (Алая буква)
~А (Алая буква)

Ему тридцать шесть, он успешный хирург, у него золотые руки, репутация, уважение, свободная личная жизнь и, на первый взгляд, он ничем не связан. Единственный минус — он ненавидит телевидение, журналистов, вообще все, что связано с этой профессией, и избегает публичности. И мало кто знает, что у него есть то, что он стремится скрыть.  Ей двадцать семь, она работает в «Останкино», без пяти минут замужем и она — ведущая популярного ток-шоу. У нее много плюсов: внешность, характер, увлеченность своей профессией. Единственный минус: она костьми ляжет, чтобы он пришёл к ней на передачу. И никто не знает, что причина вовсе не в ее желании строить карьеру — у нее есть тайна, которую может спасти только он.  Это часть 1 книги (выходит к изданию в декабре 2017). Часть 2 (окончание романа) выйдет в январе 2018 года. 

Юлия Ковалькова

Роман, повесть
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман