— Федор Иванович, вы не понимаете, о чем просите. Ресурс мотора моего Авиатика — не менее двадцати часов, по уверениям немцев. Но вот, вы же слышали? Всего третий вылет, даже десяти часов не набежало. А он уже стучит, дымит, тяга пропеллера падает. Думал — пусть переберут мотор. Возьму с собой Люка, он в Милане и посмотрит. Нужно — так переберет, заменит поршневую. Бог даст, вернемся в Париж на честном слове. А вы мне про Белград! Аккурат в зимнем море и искупаемся. Нет! Хоть я и российский подданный, но решительно отказываюсь. Лететь с вами — это верная смерть. Надеюсь, что Игнатьев поймет меня верно.
— Федор, тебя упрекнули в безрукости? — едко подколол Друг.
— Вообще-то, я не моторист. Но — не боги горшки обжигают, а ты подскажешь, — и вслух спросил авиатора: — Что вообще больше всего изнашивается в моторе?
— Поршневые кольца. Компрессия падает, из движка масло гонит, дым идет. Еще поршневой палец, бывает, стучит. И не только…
— Вот что, Михаил Тадеушевич. Позвольте мне разобрать мотор. Авось что-то придумаем. Не смотрите на меня, словно призрака узрели. Я — бастард, усыновленный князем Юсуповым. До того работал на заводе Мальцева мастеровым. Вышел в инженеры. И сейчас служу на Тульском оружейном заводе.
— Хотите раскрутить негодный агрегат — ваша воля, князь, — согласился Сципио дель Кампо. — Но, что бы вам ни удалось, взять с собой в Милан не обещаю. Да и вам это, в самом деле, так надо? Мне лететь над Альпами на аэроплане «Авиатик», у которого потолок чуть больше тысячи метров. Горы-то гораздо выше! Придется поискать дорогу вдоль долины Роны. Встанет вдруг мотор — сесть там негде. Понимаете? Я — не трус и не отказываюсь от дела, которое, если верить написанному полковником, государственной важности. Но на верную гибель не полечу. Воздухоплавание жестоко карает за каждую ошибку, за самонадеянность, за лихое русское «авось». Ковыряйтесь в моторе, но про полет в Белград забудьте.
Он удалился, а технари, напутствованные графом оказать новоприбывшему механику содействие, смотрели на него без малейшей приязни.
Федор этим не смутился. Попросил лишь, чтоб двухсоткилограммовый агрегат помогли затащить внутрь мастерской. И дать ему спецодежду — в кожаной куртке работать несподручно.
На блоке цилиндров красовалась гордая надпись «Мерседес». Чтобы его раскидать, хватило полутора часов. Оказалось — выработка на поршнях не столь уж велика. Пробило прокладку. Вода из охлаждения потекла в маслосистему и смешалась с маслом.
Понятно, почему механики не заметили неисправности. Они привыкли к «Гному» с его воздушным охлаждением. Названный Люком техник горячо убеждал нанимателя прикупить один такой — семицилиндровый, поставить его на «Авиатик» и не мудрствовать более. Федор видел: еще немного, и дель Кампо примет этот глупый совет.
Хорошо, что в инструкции к мотору с немецкой педантичностью все премудрости были расписаны до деталей, кои тоже были. Работая как заведенный, Федор заменил все шесть цилиндров, поршни, шатуны — благо все имелось. В мастерской нашлись весы, он взвесил детали поршневой системы. Друг пришел в смятение: разница в весе между парой поршень-шатун в разных цилиндрах доходила до 60 грамм! Не мудрено, что мотор колотило, и он так быстро вышел из строя. Но при наличии станков и правильно заточенных рук все поправимо…
Через день Сципио дель Кампо не мог поверить собственным глазам. «Мерседес» поразил ровной работой, без характерной тряски. Даже запах выхлопа стал другой, как пояснил умелец — из-за лучшего сгорания топлива.
— Что вы предлагаете, князь?
— Лететь. Только пусть ваши техники покажут, как проверить расчалки, натяжение тяг управления.
— Вряд ли, — усомнился дель Кампо. — Люк вообще захочет разорвать вас на куски, он желал лететь со мной. Парень же не знает, что вы — Осененный. А когда узнает…
— Будет уже мертв. Граф! У меня есть безотказный аргумент. Им понравится.
Федор вытащил из кармана засаленной спецовки пачку франков. И прямо с ними шагнул к рабочим, расслабленно курившим там, где это строго запрещено: среди луж ГСМ. Что с них взять: французы и дисциплина — материи трудносовместимые.
Но за дополнительную мзду работали старательно.
В день вылета в Исси-ле-Мулино появились газетчики. Князь упрашивал их не звать, но дель Кампо убеждал: не позвать прессу — подозрительно. Беспримерный перелет в горах! Над аэродромом стояли предрассветные сумерки. Князь замотал лицо до глаз и заранее опустил на них очки. Пусть германские ищейки считают, что Юсупов сидит взаперти в центре Парижа. Князь же не покидал аэродром, даже ночевал здесь — береженого бог бережет… Но, если его опознают, немцы успеют подготовить теплую встречу в Милане. В случае, когда невозможно похитить, а жертва ускользает, наверняка предусмотрен вариант ликвидации.
Наконец, итальянец подписал последние автографы и вскарабкался на нижнее крыло, оттуда — в кабину. Федор уже сидел позади. Проверенный и перепроверенный стосильный «Мерседес» ровно залопотал, прогреваясь. Как только небо сменило темно-свинцовый цвет на серый, «Авиатик» потащился на взлет.