Мастеровой

Муж посмотрел на нее укоризненно. Неловкую сцену сгладил появившийся с подносом официант. Поставил перед гостями блюда с телятиной и графинчик с коньяком, собрал грязную посуду и унес. Куликов немедленно завладел графинчиком и разлил коньяк в бокалы мужчин. Женщинам добавил шампанского. Застолье продолжилось. Звучали тосты: за дам, за золотые руки и светлую голову Кошкина, алаверды – за умных и понимающих начальников. Федор пил, ел нежную телятину в кисло-сладком соусе, улыбался шуткам и говорил дамам комплименты. Спросив у них разрешения, офицеры расстегнули воротники мундиров, Федор ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Ему было радостно и тепло. Он сидел в компании милых и приятных людей, даже жена Рогова не казалась более мымрой. Красивая женщина. Ну, а кобызится, так дворянка, да еще из столбовых, как шепнула Федору Полина, когда Алевтина ненадолго удалилась «припудрить носик».

– Счас спою! – внезапно прозвучало в голове Кошкина.

– Что ты! – испугался Федор. – Неприлично.

– Не ссы, Федя! – отозвался Друг. – Я ж не за столом. Вон как раз пианист ушел.

– Ты умеешь играть? – удивился Федор.

– Учили в детстве, – ответил друг. – Родители хотели, чтобы сын развивался всесторонне. В результате вырос балбес. Учиться не хотел, экзамены в институт провалил, отец разозлился и пристроил меня на завод. Потом армия, где вправили мозги. После года службы поступил в военное училище – для срочников имелись льготы. Но играть не разучился, любил заплести дамочкам мозги, – Друг хихикнул. – Они падкие на такое. Так что споем.

– Я не умею! – запаниковал Федор.

– В армии пел? – спросил Друг.

– Да, – согласился Федор. – В строю.

– Вот и здесь сможешь! – отрезал Друг. – Дамы и господа! – обратился он к присутствовавшим за столом. – Не возражаете, если я вас немного развлеку. Пианист ушел, скучно.

– Просим! – захлопала в ладоши Полина.

– Просим! – поддержали ее остальные, в том числе Алевтина.

Федор встал, перешел к пианино и опустился на табурет перед ним. Пробежался пальцами по клавишам.

– Немного расстроено, – оценил Друг. – Но сгодится. Что им исполнить? Наверное, из репертуара Малинина, он у нас главный российский гусар. Поехали!

– У вагона я ждал, расставаясь с тобой,
Полон грусти печальных мгновений.
И в мечтах об ином, вся душою со мной,
Ты мне бросила ветку сирени…[50]

Пел Федор не в полный голос, негромко аккомпанируя себе, но шум в ресторане стал понемногу стихать. Скоро неизвестного исполнителя слушали все.

Я вернулся к себе, этот вечер унес
Все надежды, всю радость стремлений.
В эту ночь отцвела от объятий и слез
Ветка белой душистой сирени.

Закончив, Федор встал и поклонился. Ответом были аплодисменты. Кто-то даже крикнул: «Браво!»

– Еще! – вскочила с места жена Куликова. – Пожалуйста!

Федор улыбнулся.

– Для очаровательной и несравненной Полины Александровны, супруги штабс-капитана Куликова, исполняется романс «Берега». Музыка и слова народные[51].

Он сел и положил пальцы на клавиши.

Берега, берега, берег этот и тот,
Между ними река – моей жизни.
Между ними река, моей жизни течет,
От рожденья течет и до тризны
Там за быстрой рекой, что течет по судьбе
Свое сердце навек, я оставил
Свое сердце навек, я оставил – тебе
Там, куда не найти переправы…
Дойдя до припева, он ударил по клавишам.
А на том берегу – незабудки цветут
А на том берегу – звезд весенний салют
А на том берегу, мой костер не погас
А на том берегу, было все в первый раз.
В первый раз я любил, и от счастья был глуп.
В первый раз пригубил – дикий мед твоих губ.
А на том берегу, там, на том берегу
Было то, что забыть, никогда не смогу…

В этот раз аплодисменты были бурными, прибавилось и криков «Браво!» Федор поклонился и вернулся за стол.

– Изрядно, изрядно! – сказал ему Куликов. – Не знай я хорошо свою супругу, непременно взревновал бы. С такой страстью пели!

– Будет тебе, Отелло! – шлепнула его по руке веером Полина. – Не смущай Федора Ивановича, он для нас старался. От вас песен не дождешься.

– Нас несколько иному обучали, – не смутился Куликов.

– Для меня не спели! – укорила Федора жена Рогова.