— Ну, гляди, — улыбнулся Куликов. — Станешь дворянином, от супруг наших не уйдешь. Невесту живо подберут. У них есть подруги, а у тех — дочки незамужние.
— Дворянки что ли? — уточнил Федор и, получив кивок, пожал плечами: — Я им не пара.
— Эх, Федор, Федор! — вздохнул Рогов. — Думаешь, раз дворянка, так богатая и чванливая? Бесприданниц среди них полно, а таких замуж не берут. Многие умны и образованы, но сидят в девках. Кто побойчее идет в учителя или помогает докторам в больницах. Зарабатывают свой кусок. Такая и за мастерового выйдет, за тебя — так точно. По сравнению с ними ты богач, да и человек хороший. Что в дворянстве, если голодаешь и одеть нечего?
— Довелось испытать? — не удержался Федор.
— На пенсию отца жили, — нехотя ответил Рогов. — А она не велика. Копейки считали. Хорошо, что мне, как сыну офицера, обучение в реальном училище за казенный кошт вышло. В России два дворянства, Федор. Одним жизнь все на блюдечке подносит: титул, положение, богатство. Это Осененные. Другим приходится трудиться. Офицеры, инженеры, чиновники, ученые — многие из них. Приходилось иметь дело с Осененными?
— Нет! — поспешил Федор. — На службе видел, да и то издалека.
— Повезло. Мразь редкостная.
— Михаил! — воскликнул Куликов.
— Не волнуйся! — отмахнулся Рогов. — Федор — человек свой, я его хорошо узнал. Как и ты, впрочем. Ну, а то, что Осененные — мразь, не преувеличение. Сколько выслушал от них, когда к Але сватался! Нищий, худородный, не на ту облизываюсь. И приданого не выделили, хотя маменька жены его оставила. Прикарманили, подлецы. В крохотной квартирке жили, пока в начальники не выбился.
— Ну, зато стимул был, — улыбнулся Куликов. — И теперь имеется. В генералы не откажешься?
— Тьфу! — сплюнул Рогов.
Куликов захохотал.
— Зря, — сказал, отсмеявшись. — Если Кошкин будет с нами, непременно выйдем. Так ведь, Федор?
— Непременно, ваше благородие! — подыграл Федор, сделав важный вид.
— Что-то новое придумал? — заинтересовался Куликов.
— Есть соображения, — напустил туману Федор. — Но подумать надо. Для начала разберусь с экзаменами.
— Это правильно, — согласился Куликов. — Поспешать не стоит. Попривыкнут, перестанут ценить. Скажут: «А за что вам ордена и чины? Недавно получали».
— Меркантильный ты какой! — покрутил головой Рогов.
— В генералы хочу, — улыбнулся Куликов. — На худой конец — в полковники. Я хоть и не знал нужды сызмальства — отец зарабатывал хорошо, но происхожу из мещан. Мои дети должны получить дворянство[64]. Это плохо?
— Нет, — кивнул Рогов. — Но сие от Федора зависит.
— Ну, а что Федор? — отмахнулся Куликов. — Он все понял, хоть и не подает виду. Не глупее нас с тобой. Будет нас держаться, станет офицером. Не в больших чинах, но дворянином, пусть даже личным. Так ведь?
— Да, — ответил Федор.
Разрешение на частный сыск Хоффман имел, но им не занимался. То есть не следил за неверными женами и мужьями, не искал пропавших детей, не помогал несправедливо обвиненным обелить свое имя. Все это не приносило доход — такой, о каком он грезил. Сын чиновника средней руки, Карл получил отличное образование. Гимназия, Московский университет… Последний, впрочем, Хоффман не закончил — бросил после смерти отца. Не потому, что не мог платить за обучение — деньги наскребли бы. Просто счел ненужным. Повторять судьбу отца он не хотел. Изо дня в день ходить на службу, кланяться начальству, через тридцать лет выбиться в коллежские советники[65]? Да еще за весьма скромное жалованье? Извините покорно.
В университете Карл свел знакомство со студентами из Осененных. Ровней они его не считали, но услугами пользовались. Платили хорошо. Расторопный Карл мог многое. Например, добыть для утех девочку или мальчика — это как кому нравилось. Причем, сделать так, чтоб никто об этом не узнал. Когда нужда в утехе пропадала, дети исчезали — о них более не слышали. Осененные в России были на особом положении, например, не подлежали общему суду. У них имелся свой, имперский. Но проступки Осененных он судил строго. Неудачная война с японцами привела к революции в стране. Чтобы сбить волнения, император издал манифест. В России появились многие свободы, в том числе — печати. Осененные попали в фокус внимания репортеров. Любовью в обществе они не пользовались. Стоило кому-то из князей залететь в скандал, как о том доносили императору, а он давал указание разобраться. Не терпел, чтоб порочили имя его ближников. Если суд подтверждал вину, наказание следовало тут же. Провинившегося могли исключить из гвардии и направить служить в армейский полк — в какую-нибудь Кушку. Да еще запретить въезд в европейские города империи. Пострадать мог и род штрафника — например, потерять положение при дворе. Потому отцы семейств не жалели денег, чтобы скрыть художества отпрысков. На услуги Хоффмана имелся спрос, и оплачивали их хорошо. Шантажом он не занимался, упаси, Боже! Самый краткий путь к могиле. Даже в случае удачи деньги ты получишь только раз. Ну, а дальше? Репутация потеряна, а она дорогого стоит.