Читаем Мастеровой полностью

— Тогда пожалуйте плату — за два месяца вперед.

Кошкин удивленно поднял брови, но полез в карман. Достал пухлый бумажник, извлек из него две купюры — багрово-серую и синюю[30] и протянул ей.

— Благодарю, — Аглая взяла деньги и спрятала их в карман платья. — И еще паспорт для прописки[31].

Он отдал ей документ.

— Ключ от двери в замке, — сообщила Аглая. — Уходя, оставляйте швейцару. Так не потеряется, да и горничной нужен, чтоб прибраться. До свидания.

Она повернулась и пошла к себе. По пути велела швейцару позвать к ней горничную. Та не заставила себя ждать и явилась почти следом.

— Вот что, Фрося, — сообщила ей Аглая. — У нас новый жилец. В шестом нумере, где ранее поручик квартировал. Пригляди за ним.

— Для чего? — удивилась горничная.

— Непонятный он какой-то. Говорит, что мастеровой, и, похоже, что не врет — при заводе в Москве жил. Так в паспорте значится. Кстати, отнеси его в участок для прописки, — Аглая протянула Фросе серую книжицу. Та взяла и спрятала в карман фартука. — Но со мной мастеровой по-французски заговорил. Причем, бойко так, и произношение у него правильное — как в гимназии учился. Комплимент сделал, будто дворянин какой. Странно это. Дровяную колонку в ванной первого этажа починить взялся. Я-то разрешила, ну, а вдруг сломает? Скажешь мне, как выйдет. Все, иди!

Горничная поклонилась и убежала. Аглая достала из кармана полученные от жильца купюры и внимательно рассмотрела. Печать четкая, водяные знаки наличествуют. На фальшивые не похожи. Только на душе все равно тревожно. Кто этот странный мастеровой? Ей только с полицией неприятностей не хватает. Она спрятала деньги в шкатулку и вздохнула. Но с другой стороны — прибыток, тридцать рублей ее. Не придется пенсион затрагивать, чтобы банку заплатить.

… Фрося заявилась к вечеру.

— Значица так, — начала, устроившись на предложенном хозяйкой стуле. — Паспорт я снесла, городовой завтра сам отдаст.

— Этот не упустит, — усмехнулась Аглая. — Что жилец?

— Ходил к дому Ермолаева-Зверева на Киевской, — доложила горничная. — Вызнал у швейцара, где тут лавки, Клим и подсказал. Вернулся на извозчике. Чего-то накупил, мальчик свертки нес. Сам книги тащил.

— Книги? — удивилась Хвостова.

— Вот такую стопку! — показала Фрося. — Сложил все у себя, переоделся в темное и велел швейцару подать лестницу в ванную. Дескать, поручение хозяйки исполняет — колонку починить. Клим принес. Жилец на нее взобрался и кусок трубы снял — кривой такой. Он его «коленом» обозвал. Попросил у меня старую газету, завернул в нее и во двор вынес. Там вычистил из колена сажу. Нам сказал, что нельзя воду сосной с елкой греть — от них сажи много.

— А чем можно? — заинтересовалась Аглая.

— Осина и ольха, — сообщила Фрося. — Дуб годится. Так сказал. Говорит: они сажи не дают, более того, ее сжигают. В подвале перебрал дрова — подходящие отложил. Спросил меня, сколько нужно для колонки, я сказала. Он отнес их в ванну, где сложил в колонку и пристроил трубу обратно. Подпалил дрова — и колонка загудела. Никакого дыма!

— Починил, значит, — обрадовалась Аглая.

— Точно так, — подтвердила Фрося. — Он велел Климу унести лестницу, ну, а мне прибрать — сажи там насыпалось. Я сделала и ушла. Спустя время решила поглядеть — как с водой? Захожу, а он в ванне плещется, дверь за собой не запер. Увидал меня и заулыбался. «Хорошо, что ты зашла, красавишна, — говорит. — Мне бы спинку потереть». И мочалку тянет.

— Охальник! — покачала головой Аглая.

— Да еще какой! — подтвердила Фрося. — Я ему в ответ: «Не жена я вам, чтобы спины натирать, а порядочная девушка!»

— Ну, а он?

— Засмеялся. «Ладно, — говорит. — Загляни ко мне через часок. Работа для тебя будет».

— Ну, а ты?

— Конечно заглянула — от работы я не бегаю. Мне копейка не помешает. Захожу, а он чай пьет. Дорогой такой — из жестяной банки. На тарелке кусок пирога лежит. Сам в халате со шнурами — не дешевом. Рублев десять стоит, поди. Увидал меня, заулыбался и на койку кажет: «Вон работа для тебя, красавишна, шить умеешь?» Я, прямь, обиделась: чтобы я да не умела? Но смолчала. Подхожу к койке, а на ней белье мужское, новое совсем. «Что сделать?» — спрашиваю. Он в ответ: «Из рубах выпори рукава, проймы заруби. У подштанников отрежь штанины, чтобы мне до середины бедра. Края тоже заруби». «Это ж панталоны дамские получатся, — говорю. — Кто ж такое носит?» Он как засмеется! «Уморила! — говорит. — Ну, какое дамское? Там ширинка спереди! Кружева с воланчиками где? Это чтоб не жарко было». Я плечами пожала и взяла — хозяин-барин. «А еще в шкафу костюм новый и сорочка белая, — говорит. — Их погладь». Заглянула в шкаф — висят. Аккуратно так, на тремпелях. Носовые платки сложены, рядом чистые носки. У поручика-то все валялось — грязное и чистое вперемешку. Я все забрала и ушла. Быстро сделала — там работы ничего. Принесла обратно, он осмотрел и похвалил. Полтину дал, — похвасталась горничная. — Не жадный.

Она достала из кармана фартука монету и продемонстрировала ее хозяйке.

— Что еще заметила? — спросила Аглая.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мастеровой

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Тяжелые сны
Тяжелые сны

«Г-н Сологуб принадлежит, конечно, к тяжелым писателям: его психология, его манера письма, занимающие его идеи – всё как низко ползущие, сырые, свинцовые облака. Ничей взгляд они не порадуют, ничьей души не облегчат», – писал Василий Розанов о творчестве Федора Сологуба. Пожалуй, это самое прямое и честное определение манеры Сологуба. Его роман «Тяжелые сны» начат в 1883 году, окончен в 1894 году, считается первым русским декадентским романом. Клеймо присвоили все передовые литературные журналы сразу после издания: «Русская мысль» – «декадентский бред, перемешанный с грубым, преувеличенным натурализмом»; «Русский вестник» – «курьезное литературное происшествие, беспочвенная выдумка» и т. д. Но это совершенно не одностильное произведение, здесь есть декадентство, символизм, модернизм и неомифологизм Сологуба. За многослойностью скрывается вполне реалистичная история учителя Логина.

Фёдор Сологуб

Классическая проза ХIX века