Леденцов вообще был симпатичным. Староват, правда, – далеко за тридцатник, зато воспитанный и умный. И не толстый, что для его положения и возраста можно считать огромным плюсом. И волосы отличные, без намёка на лысину или седину. Седину она ему ещё простила бы, но лысых терпеть не могла. А ещё Емельян Павлович обладал замечательным качеством – у него были безупречные зубы.
Короче, Катенька поступила мудро (первый раз за свою недолгую жизнь). Она не стала кокетничать с Леденцовым, но и не завела роман на стороне. Мало ли что… Тут Катенька сердито обрывала мысли и просто ждала.
И дождалась. В один прекрасный день Леденцов предложил ей перейти в другую фирму. От потрясения она не пыталась оказать даже подобие сопротивления. Прекрасный день завершился прекрасным вечером – в ресторане, где Палыч впервые дал волю чувствам и рукам. Не то чтобы Катенька была против, но врезала она тогда по роже бывшему директору от души. Потому что совесть нужно иметь! Сначала три месяца на вы и свысока, а потом сразу такие страсти.
Сначала Катенька переживала, но дальнейшие события показали, что всё к лучшему. Леденцов стал ухаживать за ней по всем правилам, с цветами и прогулками под луной. В положенный срок Катенька сдалась ко взаимному удовольствию.
И вот теперь её мужчина сидит в тюрьме. Катенька подумала и решила, что это самый лучший выход из положения. Пока Палыч в заключении, бросить он её не сможет при всём желании. А она будет ходить на свидания и таскать пирожки (с капустой, в кулинарии напротив есть очень приличные). Тогда он все осознает… Стоп! А на каком основании её будут пускать, она ведь не жена? Значит, Леденцову придётся на Катеньке жениться. Прямо в тюрьме, и тюремный священник обвенчает их в каземате.
Катенька воодушевилась и была несказанно удивлена, когда провела рукой по лицу и обнаружила, что оно мокрое. «Чего я реву, дура? – подумала она. – Все так хорошо складывается! Или не реву? А, это я зонтик забыла открыть. Ну точно дура!»
11
Бывшего лингвиста доставили в съёмную квартиру (по дороге он едва не заблевал салон), и Алена Петровна сама вызвалась вымыть его и переодеть. На вопрос, не смущает ли он её, ответила только: «Надеюсь, не запачкаюсь».
– Она очень много работает, – пояснил Иван Иванович, когда дверь ванной закрылась, – вот и перепутала, бедная. Решила, что мастер сглаза – это вы.
– Мастер сглаза? Вы же Алене Петровне его каким-то отбойщиком представили. А есть у вас чай?
– Да, зелёный, на кухне. Пойдёмте, покажу. Я назвал его не «отбойщиком», а «отбойником». Это синоним к мастеру сглаза. Мастер силы – «топор», мастер сглаза – «отбойник».
Стульев на кухне не наблюдалось. Хорошо, хоть посуда была.
– Мастер сглаза, «отбойник», – продолжил Портнов. – Называйте как хотите. Суть одна: этот человек, скажем так, всё время накладывает проклятия.
– На нас? – Емельян Павлович остановился с ложкой в руке.
– Не волнуйтесь, на нас – только если мы ему шибко понравимся. В основном он проклинает себя.
– Что-то я не замечал в нём особой самокритичности.
– И не заметите. «Отбойник», как правило, очень себя любит. Поэтому желает себе добра. Но в силу своих способностей сам себе и вредит. Хочет быть здоровым – тут же заболевает. Хочет много денег – теряет все до копейки… Что выделаете?! Кто же заливает зелёный чай кипятком? Пусть чуть-чуть остынет.
Из ванной донеслось невнятное пение.
– То есть, – продолжил мысль Леденцов, – если ему сейчас захочется подышать, то он запросто захлебнётся?
– Не так трагично. Во-первых, силы он невеликой. Иначе или не выжил бы, или попал в поле моего зрения раньше. Во-вторых, с ним Алена, а она ему не даст захлебнуться.
– Да? Госпожа заведующая тоже мастер чего-нибудь? Мастер спорта по плаванию?
Портнов вежливой улыбкой дал понять, что ценит остроумие собеседника.
– Нет. Она просто компенсатор. Она… блокирует способности любого мастера. Кстати, воду уже можете наливать.
– Значит, для этого вы их познакомили? Чтобы Алена Петровна охраняла господина Тридцать Три от самого себя? А чего вы не пьёте?
– Чуть попозже. Чай ещё не настоялся, нужно, чтобы листики развернулись. А по поводу цели знакомства вы ошибаетесь. Невозможно человека всю жизнь компенсировать. Это изматывает. Кроме того, нужно же когда-то спать, отлучаться по своим делам. В такие моменты сжатая пружина мастера распрямляется, и её действие становится вдвойне разрушительным.
Иван Иванович словно говорил о землетрясении или извержении вулкана – явлении грозном, но и прекрасном.
– «Отбойник» должен перестать быть «отбойником», иначе он и себя погубит, и своим близким жизнь испортит. Ну, как чай?
– Рыбой пахнет. Наверное, чашка плохо помыта.
– Нет, так и должно быть.
Какое-то время мужчины пили молча: Портнов – с наслаждением гурмана, Леденцов – насторожённо принюхиваясь после каждого глотка.
– И как вы собираетесь это проделывать? – сказал Емельян Павлович, возвращая чашку на стол. – В смысле лечить этого сглазного мастера?
К пению в ванной добавилось гудение строгого и ласкового женского голоса.