Мастера. Герань. Вильма

И Имро подчиняется. Хотя глаза у него были закрыты, скорей всего, он уже не спал, наверняка еще раньше проснулся. Не мастер же его разбудил. Смотри-ка, вот он уже поднялся, отец помогает ему сойти с кровати, помогает дойти до кухни и усаживает его к столу, потом идет за одеждой и, вернувшись в кухню, потихоньку прикрывает за собой дверь.

Вильма, не ведая ни о чем, спокойно спит. Отец с сыном выкуривают по сигарете, но не до конца, потому как мастер рассеян, встревожен, то и дело оглядывается на двери, боится, как бы Вильма случайно не проснулась.

— Оденься, Имришко! Пошли! Давай немного пройдемся!

Трудно сказать, охота Имро одеваться или неохота, больше похоже на то, что не хочется, но он одевается, медленно, неловко. Мастер помогает ему надеть брюки и пиджак, и они выходят во двор, оставляя кухонную дверь открытой, идут медленно, осторожно, отец держит Имро за талию, а Имро обнимает его, крепко, прямо-таки упорно держится он за отцовское плечо, и они идут, тесно прижавшись друг к другу, отец и сын, идут, качаются, стараясь не терять равновесия, минутами кажется, будто оба вот-вот упадут, посреди двора останавливаются, отдыхают, потом снова идут покачиваясь, выходят и в сад, мастер озирается: жаль, тут нету скамейки! — Имришко, придется тебе чуток обождать! Если хочешь, можешь на забор опереться, обопрись на забор! Враз смастерю скамейку.

И старый опрометью бежит из сада и вскорости возвращается да с полными руками, словно все у него было загодя припасено, может, он уже давненько задумал сделать в саду скамейку, да времени не было, а теперь вот разом все и наглел: и широкую доску, и круглые столбики, топор и искать не пришлось, топоров у него хватает, и он всегда знает, где они, ну а гвозди, кое-какие гвозди всегда в карманах имеются, дело большое, что от гвоздей рвутся карманы и гвозди теряются, в котором-нибудь кармане гвозди всегда найдутся. — Тьфу ты, я ведь плотник! Почему же не быть здесь скамейке? Давно ей положено быть здесь! Человеку и сесть некуда! — Вот он уже вбил в землю кол, или столбик, — вот черт, выбери же слово — кол или столбик, хотя теперь все равно, мастер и без того второй кол вбивает и еще два кола-столбика, на них ляжет доска, а в нее — сколько-то гвоздей. — А гвозди есть у меня? — Мастер шарит в карманах. — Конечно, есть! У меня гвоздь всегда есть, ведь у меня всюду гвозди. А больше всего тех, что я из карманов повытерял. Вот и дело! Скамейка поспела! Даже времени на нее не понадобилось. Пойдем-ка, Имришко, сядем!

Садятся. С минуту молчат. Затем подает голос мастер: — Ну видишь, Имро, видишь! Немножко прошлись, а теперь вот сидим. И еще на какой ладной и нарядной скамеечке! Давно полагалось быть ей! И вот она есть, у нас новая скамейка, и воздух у нас хороший, ну скажи, не славно ли здесь?!

Вдруг прибегает всполошенная Вильма. — Господи, вы ума решились? Что вы делаете? Как вы тут очутились?

Мастер, сперва немного опешив, теперь улыбается. — Что делаем? Да ничего не делаем. И ума никто не решился. Вишь, новая скамейка у нас. Смастерили мы скамейку, а теперь вот сидим на ней.

Вильма, все еще перепуганная, шарит по ним глазами, вроде бы хочет отца и выбранить, но тот спокойный, совершенно спокойный, а Имришко глядит на нее, и невольно — это правда? это действительно правда? — Вильмино взволнованное и удивленное лицо постепенно меняется, проясняется, хорошеет, хорошеет все больше, потому как у Вильмы радость, после долгого времени она хоть на минуту чувствует себя счастливой, а радость и счастье — в такие минуты ведь это одно и то же, так вот, счастливая радость или радостное счастье всегда в такие минуты придает женщинам красоту.

Имришко после долгого, бесконечно долгого времени в первый раз улыбнулся ей.

11

А мне Имрих по-прежнему не нравится. Пусть он и чувствует себя лучше, даже сам ходит, за ним теперь не надо особо присматривать, он уже и во двор выходит, потихоньку добирается и до сада и посиживает там немного, иной раз выглядывает и на улицу, но долго снаружи никогда не бывает, устает быстро и почти после каждой долгой — для него-то долгой, а в действительности недолгой — прогулки должен пойти лечь и хоть немного поспать.