Мастера. Герань. Вильма

— Но там немцев полно, — остерег его командир. — Тебе нельзя одному. Кто-нибудь должен тебе помочь.

— И я с вами — вызвался причетник. — Мы с Имришко знаем друг друга. Глядишь, и повезет нам.

— А не уйдете? — спросил командир.

— Мы еще пока туда не дошли. Да и можно ли учинить такое? Дело-то касается нашего человека.

— Надо быть крайне осторожным. Повсюду немецкие патрули. А они стреляные солдаты, умеют здорово маскироваться, не верят ни черту, ни дьяволу, воина им самим уже обрыдла, оттого и злости в них столько.

— Знаем. Не впервой с ними встречаемся.

— Да и деревенским с ходу нельзя доверять. Никогда не знаешь, на кого нарвешься. Они боятся немцев, но боятся и нас. И удивляться нечего. Многие уже нахлебались. Получили от немцев, но и мы с ними особо не церемонились. Затесались между нами всякие, кое-кто выставил рожки. И немцы, переодевшись в партизан, натворили много дел. Слыхал я, что якобы и некоторые наши гражданские, чертовы подонки, напялив на себя немецкую форму, вольготно ходили разбойничать. Так разве не с чего простому человеку бояться? Оттого и нам трудно. Нельзя даже в порядочную разведку сходить. Днем и ночью цепенеем от страха, боимся, что немцы знают о нас и в любую минуту могут сюда нагрянуть. Завтра или послезавтра придется снова перебираться. А пошлю кого в деревню, то почти каждый или даст деру, или его немцы схватят. Наши люди голодные, у нас совсем нет провианта. И потому тоже надобно стоянку сменить. Но прежде всего нужно найти для надпоручика какое-нибудь подходящее место.

— Попробуем. Коли нас не поймают и с нами ничего не случится, попробуем прихватить еще и жратвы какой-никакой.

— Нет, поймать вас ни в коем разе не должны. Иначе все впустую. Да и вам самим придется солоно.

— Ну стало быть, не поймают. А если и поймают, будем молчать. Мы здесь уж давно, знаем, что к чему.

— Ну держитесь! И в добрый час!

— Подождите, и я с вами! — в последнюю минуту поднялся и Онофрей. — Пойду с вами. Если хотите, пойду впереди. Кому-то все равно надо быть впереди. Не бойтесь, у меня глаза острые, как иголки, и с автоматом управляюсь неплохо…

3

Имро с причетником несли цыгана на носилках, а Онофрей шел в нескольких шагах впереди, расстояние между ними то увеличивалось, то уменьшалось, они давали ему чуть отойти, выжидали немного и двигались снова лишь тогда, когда он кивал им, но мной раз и он поджидал их, желая что-то сказать, а обменявшись с ними несколькими словами, опять уходил вперед. Онофрей зорко во все всматривался и поминутно подавал им всякие знаки.

Цыган был спокоен. Радовался, что с ним хотя бы что-то происходит. Он сразу почувствовал себя почти здоровым, ему хотелось даже петь, и, если бы ему дозволили, он, глядишь, и запел бы.

Лес редел, они потихоньку приближались к деревне, между деревьями уже проглядывали первые хатенки, занесенные снегом. Из труб дымило. Достаточно было пройти чуть волнистой прогалиной — возможно, это была луговина, но теперь разве узнаешь? — и они могли быть уже в деревне.

Онофрей вдруг замедлил шаг, почти остановился и одновременно подал им знак рукой, но они, не поняв этого знака, подошли вплотную.

— Плохо дело, ребята, — зашептал Онофрей, бледный от страха. — Там немцы! Нас уже заметили. Ждут, когда мы подойдем ближе, хотят заполучить живьем. Я еще пройду маленько вперед, будто ничего не случилось, а вы сверните вправо, вон за тот бугорок, оттуда легче вам будет бежать.

Имро удвоил внимание. Ему показалось, что между домами мелькнула фигура в серой униформе.

— Гульдан, дай сюда автомат! — сказал цыган повелительно. — Дай мне скорей автомат и беги.

Имро не слышал. Он напряженно всматривался. Хотел точнее определить обстановку. Но времени было мало.

— Черт подери, дай ему автомат! — крикнул Онофрей, сорвал с плеча у него автомат и бросил цыгану. — Стреляй! Мы должны их задержать! А вы бегите, быстрее бегите, черт подери, да проваливайте отсюда!

В этот момент от домов донеслись выстрелы.

И Онофрей открыл огонь.

Цыган, как бы еще пытаясь все задержать, поначалу только поднял вверх автомат. — Не стреляйте, ребята! — кричал он немцам. — Я музыкант… Бетховен, Моцарт! Cosi fan tutti, Dichter und Bauer, Lili Marleen, Servus, Kamerad, Es klopft mein Herz bum bum… Leichte Kavallerie… Violino, ребята! Viola da gamba и viola da braccio[50], бога ради, не стреляйте! — Но тут и он стал стрелять, хотя продолжалось это недолго — немцы вскоре угодили в него.

А причетник, словно помешавшись в рассудке, кинулся совсем в другую сторону. Имро хотел крикнуть ему, собственно, даже крикнул, но было поздно — именно в эту минуту причетник перекувырнулся.

Имро на миг остановился. Но в руках у него ничего не было, он не мог никому помочь, поэтому бухнулся в снег, несколько метров полз, потом, поднявшись, быстро вбежал в лес, а немцы все еще палили по нему, хотя, пожалуй, не так уж остервенело.