Мастера. Герань. Вильма

В Околичное они пока не заявились, но люди уже цепенеют от страха, гадают, что будет, как будет. У всех поджилки трясутся, немцы, говорят, теперь лютые — еще бы не лютые! — говорят, страшно им — еще бы не страшно! — лютые они и страшно им, потому что их отовсюду гонят в шею.

Мужики ворчат, кто в одиночку, кто сбившись в кучку, прикидывают, прикидывают, как бы обхитрить немцев и как бы защититься от них.

— Я, ей-же-ей, ума не приложу, что будем делать, — говорит один.

— А ну как сюда к нам нагрянут? — спрашивает другой. — Целый год свинью откармливаю, а теперь, когда ее путем откормил, немцу ее отдавать? У меня свой рот, свои дети. А у кого рот, тому есть надо. А ежели за едой меня в задницу пнут, то эдак я могу и аппетит потерять.

— Так я им и позволю себя пинать! — храбрится третий.

— Думаешь, тебя спрашивать будут? С нами в два счета расправятся. Долбанут тебя — и очухаться не успеешь. С востока на них жмут, с запада вытуривают, а тут еще румыны и другие народы начинают поддавать им. Только мы с ними остались, в одной ловушке сидим: вы, мол, наши крестники, у вас, мол, самостоятельность, вот и слушайтесь крестного отца — ну надо нам все это было? Твою мать… и немецкую и словацкую! Все подохнем, увидите!

Поскольку вести из Братиславы и Банска-Бистрицы были напрочь противоположны, некоторые не знали, куда податься, чью сторону держать, с кем быть. Вот бы наведаться в Бистрицу! Узнать бы сперва, как там дела обстоят! Нелишне было бы заглянуть и в Турец, заскочить в Мартин или Микулаш; побывать и тут и там, потолковать с людьми, порасспрашивать их, как они смотрят на вещи. С тех-то гор, наверное, дальше видно, оттуда можно и осмотреться — оттуда, наверно, и южан видать, хотя кто знает! Хорошо бы во всем самим убедиться!

Конечно, приход немецкого войска никого не обрадовал, всех взбудоражил, но речь шла не только о немцах, сразу надо было решить множество вопросов. Что будет с нами? Что будет со Словакией? Речь шла о вещах, над которыми ломали голову люди и поумнее, чем какой-нибудь мужичок из Околичного, речь шла о многих и многих вопросах, решение которых откладывалось со дня на день, а тут решать надо было быстро и быстро же действовать. Историки и авторы исторических романов, как правило, избегают этих вопросов или касаются их весьма поверхностно, боятся, верно, что и долгие годы спустя кое-что могло бы дурно запахнуть. Только ведь дурной запашок разносится обычно на подошвах. Вот оттого-то мы охотно и сбрасываем свои крпцы[40], мы стыдимся их, да, да, и нередко предпочитаем стоять босыми, босыми в истории и перед историей, вечными дурнями — и перед венграми, и перед чехами, и перед другими народами, у которых есть своя гордость, а мы порой не решаемся сознаться даже в собственном смраде.

В Околичном не было тогда героев. Жили там всего лишь обыкновенные землепашцы да несколько ремесленников, и они не очень-то задумывались о геройстве. Возможно, им хотелось только выполнить долг и вести себя, как положено, но большинство из них даже не знали, что такое долг. Да и почему именно им надо было знать? Ссорилось правительство, не ладили между собой и те, что были в новом правительстве и стремились управлять дальнейшим ходом событий; не удивительно, что и крестьяне делились мнениями и спорили друг с другом, каждый умничал на свой лад и соответственно этому и решал. Двое сразу ушли в партизаны, просто исчезли из Околичного — ведь в Околичном не было партизан. Остальные раздумывали. Ждали, что будет дальше. Прислушивались к любой весточке, правдивой или ложной, а им счету не было: что-то доходило из Братиславы, что-то из Банска-Бистрицы — откуда только не доносились слухи! Один был в соседней деревне и там что-то слышал, другой уверял, что был в Трнаве и собственными глазами видел там марширующих немцев, — и все это выглядело вполне достоверным. Кое-что и сами присочиняли — тогда каждому хотелось быть умнее других.

Некоторые уверяли, что в Бистрицу перебежала часть братиславского правительства, что будто даже все правительство хотело повернуть против немцев и что об этом уже велись переговоры с русскими, но кто-то выдал все Гитлеру, и тот сразу же послал к нам свои армии.

Одна крестьянка из Церовой пришла в Околичное и рассказала, что немцы, мол, схватили президента, сцапали его, когда он выходил из своего дворца, а теперь держат его в каком-то большом немецком помещении, где ему даже есть не дают.