Мастер Загадок

— Ты слышала голоса Меняющих Обличья в горе Эрленстар, — сказал он, запинаясь. — Ты знаешь, что они такое. Им известны все языки. Они — Властелины Земли, по-прежнему, тысячу лет спустя, воюющие с Высшим. И я — приманка для их ловушек. Вот почему они не убивают меня. Он им нужен. Высший. Если они уничтожат его, они разрушат Обитаемый Мир. Если они не смогут найти меня, возможно, не найдут и его.

Рэдерле порывалась заговорить, но он продолжал оттаявшим, но все равно еще грубым голосом:

— Ты знаешь, что я сделал в этой горе. Я был достаточно зол, чтобы убивать, и я для этого оборотился ветром. В Обитаемом Мире нет места ни для кого с подобной мощью. Что я с ней стану делать? Я Звездоносец. Я родился с могуществом, которое лишает меня имени в моем родном мире… И с поистине ужасной жаждой его применить.

— И ты явился сюда, в дикий край, где у тебя не будет повода его применять.

— Да.

Она протянула руку и провела пальцами по его лбу и шраму на щеке.

— Моргон, — мягко сказала она, — думаю, что если бы ты хотел его применить, то применил бы. Если бы нашел повод. Ты дал мне повод применить мое могущество в Лунголде и в глухомани. Я люблю тебя и буду за тебя биться. Или сидеть с тобой в здешнем диком краю, пока ты не затеряешься в снегах. Если бедствия всех землеправителей, всех тех, кто тебя любит, не могут вызвать тебя из этого края, что может? Что ранило тебя во мраке горы Эрленстар?

Моргон молчал. Ветра продолжали реветь в ночи — и точкой встречи их беспредельного хаоса был один-единственный крохотный огонек. У ветров не было лиц, не было языка, который бы он понял. Моргон прошептал, взирая на них:

— Высший не больше, чем гранитная плита, способен произнести мое имя. Мы каким-то образом связаны, но я не знаю каким. Он ценит мою жизнь, но даже не знает, что она такое. Я Звездоносец. Он даст мне жизнь. Но ничего другого — ни надежды, ни справедливости, ни сочувствия. Все это — достояние людей. Здесь, среди пустошей, я никому не угрожаю. Я обеспечиваю свою безопасность, безопасность для Высшего и для Обитаемого Мира, ибо его не тревожит мощь, слишком опасная для применения.

— Не тревожит? Землеправители с большей надеждой смотрят на тебя, чем на Высшего. К тебе они могут обратиться.

— Если бы я принял вид оружия, которым бились бы Властелины Земли, даже ты меня не узнала бы.

— Возможно. Ты однажды загадал мне загадку, когда я испугалась моего собственного могущества. О херунской женщине Арье, которая принесла в свой дом темного страшного зверя, имени для которого не нашла. Ты так и не сказал мне, чем это кончилось.

Он чуть шевельнулся.

— Она умерла от страха.

— А зверь? Что это было?

— Никому не ведомо. Он выл семь дней и семь ночей на ее могиле, выл голосом, столь полным любви и скорби, что никто из тех, кто его слышал, не мог спать и есть. А затем он тоже умер.

Рэдерле подняла голову, губы ее разомкнулись, и Моргон вспомнил миг из невозвратимого прошлого, когда он сидел в каменной каморке в Кэйтнарде, погрузившись в загадки и чувствуя, как его сердце сжимается от радости, ужаса и печали при их неожиданных поворотах.

— Это не имеет ко мне никакого отношения, — добавил он.

— Полагаю, что так. Ты бы знал.

Оба опять погрузились в молчание. Моргон слегка подвинулся, и теперь ее голова лежала удобнее на его груди. Он прижался щекой к ее волосам.

— Я устал, — признался он наконец. — Я разгадал слишком много загадок. Властелины Земли развязали войну прежде начала истории, войну, которая сгубила их собственных детей. Если бы я мог с ними биться, то бился бы ради спасения мира. Но думаю, я только погубил бы себя и Высшего. Поэтому я делаю единственное, в чем для меня есть хоть какой-то смысл. Ничего.

Долгое время она не отвечала. Моргон тихо прижимал ее к себе, наблюдая, как костер разбрызгивает золотой блеск по ее плащу.

— Моргон, — тихо сказала Рэдерле. — Есть еще одна загадка, которую тебе, наверное, следует разгадать. Ты разоблачил Гистеслухлома; ты назвал по имени Меняющих Обличья; ты пробудил из безмолвия Высшего. Но есть еще одно, чего ты не называл и что не умрет…

Ее голос, дрогнув, затих. Внезапно сквозь густые меха между ними Моргон почувствовал биение ее сердца.

— Что? — Он спросил так тихо, что она не могла его расслышать, но тем не менее ответила: