Долетев до главных ворот, обе птицы сели на стену. По всему было видно, что ворота из толстых дубовых досок, окованных бронзой и державшихся на бронзовых же петлях, не запирались уже не одну сотню лет — в тени их на бронзовых выступах сидели пташки, а за стеной, во всех направлениях, разбегались лабиринтом булыжные улочки, вдоль которых стояли зазывно раскрашенные трактиры, общественные здания, купеческие лавки, мастерские ремесленников, дома, за окнами которых угадывались стенные ковры и цветы. Моргон благодаря своей вороньей зоркости видел все крыши и трубы до самой северной окраины города. Заходящее солнце в полную силу ударило по озеру, залив его огнем, так что казалось, будто сотни рыбачьих лодчонок, пришвартовавшихся у причалов, обуглились в озерном пламени.
Моргон спикировал наземь в уголочке между открытой створкой и стеной и там вновь принял человеческий облик. Рэдерле последовала его примеру. Теперь они стояли, разглядывая друг друга: лица их исхудали и приобрели отпечаток первозданности и безмолвия Задворок Мира. Моргон, вспомнив, что у него есть руки, обвил ими плечи Рэдерле и осторожно поцеловал свою спутницу. Лицо девушки начало приобретать прежнее, привычное и любимее им выражение.
— Во имя Хела, что с нами было? — прошептала она. — Моргон, я чувствую себя так, словно проспала сотню лет.
— Прошло всего лишь две недели. Мы в Лунголде.
— Домой бы… — В глазах ее появилось недоумение. — А что мы ели в пути?
— Не думай об этом.
Моргон прислушался. Движение через ворота почти прекратилось, он услышал лишь стук копыт лошади одного неторопливого всадника, вступившего в город, опередив сумерки. Моргон взял девушку за руку.
— Пошли.
— Куда?
— А разве ты не чуешь? Вон оттуда буквально смердит мощью…
Запах повлек их за собой по извилистым улочкам. В городе было тихо, ибо настал час ужина; густые ароматы, струившиеся из каждого встречного трактира, вызывали у путников тихое урчание в желудках, но у них не было денег, к тому же они мало чем отличались от нищих. Источник пришедшей в упадок, неверно примененной когда-то мощи тянул Моргона в сердца города по широким теперь уже улицам с великолепными лавками и домами преуспевающих купцов. В центре города улицы забирали немного вверх. Там, где заканчивался подъем, роскошные здания отступали и сами улицы внезапно кончились. Среди огромной, изуродованной немыслимой силой площади высились руины древней школы, средоточия чародейского искусства и могущества, пустые, с черными провалами стены отсвечивали в закатных лучах.
Моргон остановился, почувствовав непонятную жажду, какую вызывает вид чего-либо, чем жаждущий никогда не обладал и чего не знал, ко мог пожелать получить.
— Неудивительно, что волшебники сюда пришли, — произнес он с благоговением.
Он знал толк в красоте — огромные, полуразрушенные помещения, просматриваемые снаружи, свидетельствовали о богатствах Обитаемого Мира. Полувыломанные рамы с осколками стекол, сияющих подобно самоцветам, были обиты золотом. В почерневших от огня внутренних покоях угадывались обугленные останки светлого ясеня и черного дерева, дуба и кедра. Там и сям на исцарапанной, упавшей балке блестели переплетения меди и бронзы. Высокие арочные окна, точно призмы, преломлявшие свет, напоминали, как обманчивый мир убаюкивал беспокойные пылкие умы, которые привлекала к себе школа. Семь веков спустя Моргон чувствовал, сколь велико было наваждение, сколь много оно обещало. Собрать самые могущественные дарования Обитаемого Мира, с тем чтобы они делились познаниями, чтобы исследовали и обуздывали свою мощь. Неясная тоска вновь ранила его сердце, и он не мог дать ей имени. Он стоял, не отрывая глаз от развалин школы до тех пор, пока Рэдерле не прикоснулась к нему.
— Что с тобой?
— Не знаю… Хотел бы… Да, хотел бы я здесь учиться. Единственное могущество, которое я постиг, — это Гистеслухломово.
— Волшебники помогут тебе, — сказала девушка, но Моргона продолжали мучить сомнения. Он посмотрел на Рэдерле.
— Можно тебя кое о чем попросить? Обернись снова вороной. Я посажу тебя на плечо, и ты будешь там сидеть все время, пока я буду находиться здесь. А то я не знаю, какие ловушки могут нас подстерегать в этом месте.
Она кивнула, воздержавшись от замечаний, и через миг обернулась черной птицей. Ворона уткнулась Моргону в шею, касаясь головой уха, и он шагнул на землю древней школы. Вокруг не было ни единого деревца; трава лишь случайными редкими пучками пробивалась через израненную, добела опаленную землю. Каменное крошево лежало там, куда рухнули стены, и в нем по-прежнему полыхало воспоминание о древней мощи. Сотни лет здесь никто ничего не касался — Моргон почувствовал это, когда подступил к самой школе. Жуткий запах запустения навис над былым богатством, словно предостерегая от неосторожных действий. Моргон шагал, раскрыв разум, прислушиваясь и принюхиваясь.