Мастер всея Галактики

— Хотела бы я знать, все ли богатые, могущественные люди такие же, как этот…

— Наверняка. Во всяком случае, все те, кто сами сделали свое состояние, а не унаследовали его. Вторые, может, и отличаются от Берроуза.

— Это было ужасно, — продолжила Прис, — выключать Линкольна. Видеть его лишенным жизни, словно бы мы еще раз убили его. Тебе не кажется?

— Да.

Позже, выруливая к мотелю, Прис спросила:

— Как ты думаешь — ЭТО единственный путь сделать огромные деньжищи? Быть как он? — Несомненно, Сэм К. Бер — роуз каким — то образом изменил ее: она была рассудительной девушкой.

Я ответил:

— Не спрашивай у меня. Я получаю в лучшем случае триста пятьдесят в месяц…

— Но кто — то должен же им восхищаться.

— Я знал, что раньше или позже ты скажешь это. Как только ты произнесла «но», я уже знал, что за этим последует.

Прис вздохнула:

— Значит, я для тебя — открытая книга…

— Нет, ты — величайшая загадка, с какой я когда — либо сталкивался. Один — единственный раз и получилось — то, когда я под — рубился. Мол, Прис собирается произнести: «Но кто — то же должен восхищаться им». Ты именно это и сказала.

— Готова биться об заклад: ты веришь также, что я постепенно возвращусь к тем чувствам, которые испытывала, пока не отброшу «но». Просто восхищаться им — и точка.

Я промолчал — так оно и было.

— Ты заметил, — спросила Прис, — что я в состоянии стерпеть выключение Линкольна? Если я это вынесла, смогу вынести все. Мне даже понравилось, хотя я, конечно же, и виду не подала.

— Вот уж ври, да не завирайся!

— У меня возникло очень приятное ощущение силы, предельного могущества. Мы дали ЕМУ жизнь, а потом взяли обратно — щелк! Вот так просто. Однако моральное бремя, как бы то ни было, не лежит на нас. Оно пусть гнетет Сэма Берроуза. Он не должен будет испытывать угрызений совести — он просто — напросто получит от нас во — от такого пинка. Вот к чему все это приведет! Посмотри — ка, в чем здесь странность, Льюис: мы действительно хотели идти по такому же пути. Я не жалею, что мы свернули с этой дорожки. Мне жаль, что эмоционально мы в глубокой яме. Мне противно быть тем, что я есть. Неудивительно, что я в этом говнище в вашей компании, а Сэм Берроуз — на вершине. Ты можешь видеть разницу между ним и нами — это настолько очевидно…

Она закурила и некоторое время молчала, держа сигарету в руке.

— Как насчет секса? — немного спустя спросила она.

— Секс? Еще хуже, чем даже выдергивать штепсель у милейших симулакров.

— Я хочу сказать, что секс меняет тебя. Опыт полового сношения.

Слыша, что она говорит, я ощутил, как кровь застыла в моих жилах.

— Что не так? — спросила она.

— Ты меня пугаешь.

— Почему?

— Ты говоришь так, будто… Прис закончила за меня:

— Как будто я была там, высоко. Глядела вниз на свое собственное тело. Да, так оно и есть. Это — не я. Я — душа.

— Как говорит Бланк: «Покажите мне!»

— Не могу, Льюис, но это все же правда. Я — не физическое тело во времени и пространстве. Платон был прав.

— А как насчет нас, остальных?

— Ну, это — ваше дело. Я воспринимаю вас как тела, значит, возможно, так оно и есть. Может, это все, чем вы являетесь. Ты — то сам знаешь это? Если нет, ничем помочь не могу. — Она выбросила сигарету. — Я лучше пойду домой, Льюис.

— Ладно, — сказал я, открывая дверцу машины. Все окна в мотеле были темными, и даже большая неоновая вывеска выключена на ночь. Семейная пара средних лет, держащая это заведение, несомненно, уже посапывала в своих уютных кроватях, заботливо укрытая одеялами.

Прис сказала:

— Льюис, я все время ношу в своей сумочке диафрагму[21].

— Такую, которую ты можешь поставить себе вовнутрь или такую, которая должна находиться в грудной клетке и ты с ее помощью делаешь вдохи и выдохи?

— Не валяй дурака. Это очень серьезный для меня вопрос, Льюис. Секс, я хочу сказать.

— Ну что же, тогда изобрази — ка мне что — нибудь из области смешного секса.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего. Всего лишь ничего. — И я стал закрывать дверцу машины за собой.

— Я собираюсь сказать нечто банальное. — Прис опустила стекло с моей стороны.

— Нет, не собираешься, потому что я не собираюсь слушать. Ненавижу банальные высказывания смертельно серьезных людей. Оставайся — ка ты лучше туманной душой, подсмеивающейся над страдающими скотами. В конце концов… — Я поколебался. Да что за чертовщина такая! — В конце концов, я могу честно и здраво ненавидеть и бояться тебя.

— Что бы ты ощутил, услышав банальность? Я ответил:

— Договорился бы на завтра с госпиталем, чтоб меня кастрировали или как там они еще это называют.

— Ты подразумеваешь, — медленно произнесла Прис, — что я желанна и сексуальна, когда я в ужасном состоянии, когда я становлюсь бессердечной и начинаю шизовать. Однако, если я становлюсь СЕНТИМЕНТАЛЬНОЙ, ТОГДА я даже не могу рассчитывать на то, чтобы понравиться.

— Не говори «даже». Этого чертовски много.

— Возьми меня в свою комнату в мотеле, — предложила Прис, — и оттрахай.

— Это дело, как ты его по — своему назвала, — нечто, во что я не могу вляпаться. Так вот — оно оставляет желать лучшего.

— Да ты просто трус. — Нет, — возразил я. — Да.