Мастер теней

— Эй, малый, твоя работа такая — небось все городские новости знаешь… так скажи, для кого это эшафот возводят, да еще на главной площади? Что, за ворота теперь не водят? — с таким недоуменным вопросом обратился к хозяину трактира Пьер Меспен — один из рыцарей, посланных Жаном Беррийским за своим казначеем. Он с другом, сиром де Нантуйе, коротал время в ожидании выдачи Бетизака, выясняя достоинства местной виноградной лозы. Они заняли угол в трактире, находившемся в одном из переулков рядом с площадью, где и творилась работа, столь их удивившая.

— Э, да вы, видать, не местные, добрые господа! Это костер для Бетизака, гори он в аду! Вот уж истинно король, его величество, свое благоволение нам, сирым, явил — избавил нас от этого кровососа, от выжиги этого чертова, прости меня Господи! Уж сколько нам зла да неволи от него пришлось терпеть — и не передать! Что ни год — так новые налоги, да поди попробуй не заплати… сейчас же разорит, по миру пустит, еретик проклятый… Чего желают добрые господа? Вы уж простите великодушно, если я чего не так сказал, радость-то какая, поневоле обомлеешь!

Добрые господа (несколько обескураженные с виду) пожелали еще вина; хозяин торопливо удалился.

— Что здесь происходит, Пьер? Мы что-то упустили? Мессир Беррийский сказал ясно: передать письмо, дождаться выдачи казначея и привезти его к нему. Какой, черт его дери, эшафот?!

— Друг мой, я боюсь, что монсеньор опоздал. Бетизака предали… это ясно как день. Но что же они ему нашептали, ведь суд признал его невиновным… Что этот болван говорил… еретик? Господь вседержитель, не может быть… — и рыцарь снова подозвал хозяина.

— Вот что, любезнейший… А скажи-ка нам, за что же казнят этого Бетизака? Мы слышали, суд его оправдал.

— Это так, добрые господа — трактирщик расплылся в подобострастной улыбке, он был явно польщен вниманием со стороны столь важных господ, — да что этот суд, болтовня одна! А только говорят, что Бетизак — сатану ему в собутыльники! — сам признался: мол, не верю я в Господа вашего, Богоматерь за последнюю девку почитаю, а святое причастие из церкви во рту несу до дому, да в зловонный горшок сплевываю… прости, Господи! — и хозяин трактира перекрестился. — А еще говорят, что казначей наш по ночам черным котом оборачивался, да в открытые окна забирался, младенчиков душил…

— Скажи еще, что он всех ваших девиц перепортил… — проворчал под нос сир де Нантуйе и взмахом руки отослал трактирщика прочь.

— Плохи наши дела, сударь мой Меспен… А бетизаковы так пожалуй и похуже. Что ж, попробуем навестить его в тюрьме, может, образумим…

Тюремщик, к которому обратились посланники герцога Беррийского, был очень смущен тем, что ему приходится отказывать таким важным господам.

— Тысячу извинений, монсеньоры… Я — а также эти четыре пристава, присланные сюда самим королем, да ниспошлет ему небо всяческих благ, — получили строжайшее указание никого не пропускать к заключенному, а тем паче никому не позволять говорить с ним… за выполнение же сего приказа отвечаем мы головой. Не станете же вы, монсеньоры, подстрекать нас нарушить приказ самого короля!

В полном молчании, стараясь не глядеть друг на друг, посланники вернулись на свой постоялый двор, заплатили по счету, оседлали лошадей и поспешили покинуть славный город Безье, словно он был зачумлен или на него снова надвигалась армия епископа Арнальда Амальрика.

… Глаза Бетизака уже привыкли к темноте, и он уже различал очертания своего узилища, охапку полусгнившей соломы на полу, темные извивы цепей. Голод и холод, получив от него свою долю страданий, оставили его в покое; Бетизак впадал в какое-то полусонное оцепенение, из которого его вывел знакомый голос.

— Привет тебе, Пейре… Я понимаю, что звучит это не совсем достойно, но… ты не передумал? Понимаю, что из-за этих небольших неудобств ты вряд ли решишься поступить ко мне на службу, и все-таки — мне не хотелось бы тебя терять. Я не стану больше повторять своего предложения, скажу только одно: ты можешь обратиться ко мне в любой, хоть самый распоследний момент. Пока ты жив — я жду тебя. Не падай духом… держись, Пейре.

И снова наступила тишина. Бетизак пошевелился; малейшее его движение вызывало ржавое звякание цепей и отдавалось болью в онемевшем теле. Неожиданно слух его уловил звуки шагов за стеной, тяжелая дверь заскрипела, в камеру метнулся рыжий свет факела, заставивший Бетизака зажмуриться. Когда он открыл глаза, то увидел перед собой своего давнего знакомого, мэтра Роже Грезийона, в сопровождении двух стражников. С усилием Бетизак разлепил спекшиеся губы и проговорил:

— Приветствую вас, мэтр Грезийон… Что привело вас в мою скромную обитель? Неужели вы принесли мне вашего доброго вина и толику домашней снеди?

— Все шутите, Бетизак… Знаете, меня все время удивляло это ваше свойство — сочетание эдакого холодного достоинства и умения пошутить. Впрочем, не буду тратить ваше столь драгоценное время. Увы, я снова принес вам дурные новости. Плохи ваши дела, Бетизак, ох, как плохи.

— Спасибо на добром слове…