Жалко, с живым такое не проходило. Живое было непонятное, неухватываемое, и даже мухи или жучки имели скрытный слой, разглядеть который у Эльги не получалось. Вот хоть что ты делай!
Вроде набиваешь, стараешься, а выходит мертвое. То есть не мертвое, а не живое. Как Фаста на подоконнике.
Унисса смотрела на букеты ученицы, на воробьев и ворон, на телят, лошадей, неведомых зверей и щелкала пальцем по рамке:
– Чего не хватает?
– Жизни, – отвечала Эльга.
– Правильно. А почему?
– Не знаю.
– Подумай.
– Я не могу заглянуть в них, – сокрушалась Эльга.
– И что тебе мешает?
– Второй слой. Он прячется, и я набиваю не все листья.
– Хм. Может, ты смотришь не так?
Эльга вздыхала.
– Я, наверное, глупая.
– Может быть, – соглашалась Унисса.
В середине зимы, в самый лютовень, она принесла котенка.
– Вот, – сказала мастер, достав из-под теплой накидки серый комочек, – это теперь твой зверь. Ухаживай, смотри, каждый день набивай по букету.
– Дрожит, – сказала Эльга.
Котенок, расставив лапы, покачивался на столе. Он жалобно мяукнул, показав розовый язычок.
Эльга легла подбородком на столешницу. Глаза у котенка были светло-голубые. Над правым белело пятнышко.
Эльга поднесла пальцы к его мордочке.
– Налей ему молока, – сказала Унисса, отряхивая снег с плеч. – Только не на столе.
Она вышла и вернулась с корзинкой.
– Пусть он спит у тебя в комнате.
Котенок непонимающе таращился на пальцы. Эльга погладила его. Звереныш несмело переступил лапами и мяукнул снова.
– Что видишь? – спросила Унисса.
– Шигула, одуванчик, пастушье ушко. И горицвет.
– Пока достаточно.
Котенок был глуп, и Эльге пришлось несколько раз ткнуть его мордочкой в наполненное молоком блюдце. Когда дело пошло, она села рядом и долго рассматривала маленького подопечного лиственным зрением. Ей казалось, что сквозь неплотные, мягкие сочленения шигулы и одуванчика периодически проскакивают завитки иных листьев.
Не ушко, не горицвет.
– Иди сюда.
Она сгребла котенка в охапку. От него пахло молоком. Коготками он цеплялся за платье. В маленьком тельце постукивало сердечко.
Эльга коснулась пальцем розового носа.
– Поел?
Звереныш мяукнул.
Первый портрет котенка совсем не получился. Он пошел исследовать комнату, и у Эльги в попытках ухватить его движение листья серыми пятнами рассыпались по доске – здесь хвост, там лапа, там ухо.
Куда годится?
В конце концов она поймала котенка под лавкой и перенесла на постель.
– Лежи, – грозно сказал Эльга ему. – Не вздумай даже шевелиться.
Но помогло это ненадолго. Любопытный звереныш, вздернув короткий хвостик, полез к изголовью, к перу, торчащему из подушки. И тогда Эльга осыпала его листьями.
– Вот, играй.
Но котенок не проявил к липе, рябине и клену никакого интереса.
– Эй! – Эльга развернула его к себе. – Ты куда? Ты вообще можешь полежать спокойно?
Она опрокинула его на одеяло, тут же из складок мастеря невысокие стены.
– Лежи-лежи.
Котенок зевнул. Эльга погладила его, почесала между ушами, потеребила шею. Звереныш вытянул лапы и заурчал.
– Нравится, да? Вот и лежи.
Котенок открыл и закрыл глаза.
– Я назову тебя Рыцеком, вот, – сказала Эльга. – Ты понял? Ты теперь Рыцек. А Рыцек, между прочим, всегда меня слушался.
Котенок приоткрыл один глаз.
– Да-да, я нисколько не вру.
Шигула и одуванчик, растолкав остальных обитателей сака, прижались к пальцам. Эльга прищурилась. Что ж…
Букет номер два заершился листьями, из которых медленно проступила сонная мордочка Рыцека. Ухо, смявшееся о складку, изгиб маленькой пасти. Приоткрытый глаз. Он напомнил Эльге сумасшедший сливовый глаз Илокея Фаста.
В общих чертах – понятно. Дальше пошла мелкая работа с деталями.
Отборные листья ложились невесомой шерсткой, движения пальцев формировали мордочку и тонкие усы. Росчерк правильно подпиленного ногтя, отсекающего лишнее, походил на ход кривого меча в руках мастера боя.
Несколько раз Эльга прерывалась. Спускалась вниз за молоком. Готовила для Рыцека лоток с землей. Мыла руки. Пополняла сак листьями. Показывала недоделанный букет вошедшей Униссе.
– Неплохо, но… – Заправив в букет выбившееся пастушье ушко, мастер наклонила голову. – Ты видишь, Эльга?
– Да, мастер Мару.
Маленький Рыцек на доске был очень похож на настоящего котенка. Только все равно казался неживым.
Фигуркой кота. Изображением кота. Но не котом.
– Чего не хватает? – снова спросила Унисса.
– Листьев.
– Нет-нет, – улыбнулась мастер. – Я спрошу по-другому. Чего не хватает в тебе?
– Во мне?
– Да.
Эльга закусила губу.
– Мастерства?
– Подумай.
– Я плохо слышу листья.
– Возможно, но это не главное.
Унисса наклонилась и, приподняв Эльгин подбородок, долго смотрела ей в глаза. Жалобно мяукнул с кровати Рыцек, не зная, как спуститься.
– Наверное, ты все-таки глупая ученица, – сказала Унисса. – Но в тебе есть зачатки ума. Не дай им пропасть.
– Да, мастер Мару.
– Завтра – два букета.
– Да.
– А также убраться в листьевой, вымыть полы здесь и в коридоре и растопить печь.
Дни тянулись за днями.