Рука появилась из мешка вся, словно ветка, поросшая зеленью. Липа, береза, овсюг. Стебельки травы и мятые бутоны полевого цвета.
Так, теперь, наверное, надо как-то переместить…
Эльга поднесла руку к панно. Листья держались плотно, как чешуя. Слышалась их напряженная вибрация, кожа от них зудела.
Ш-ш-шрыш-шыр-шыр.
— Мастер Мару, — обернулась Эльга.
— Стряхивай, — сказала Унисса, откусив у листа непослушный черенок. — Резко, как воду с пальцев. И направляй сердцем. Листья поймут.
— Да, мастер Мару.
Эльга искоса посмотрела на панно. Дерево сделалось узорчато-лиственным, с прихотливыми трещинками, в золоте нанесенного воска. Что ж, готовьтесь, Живцы.
Р-раз.
Согнутая в локте рука выпрямилась, и листья посыпались горизонтально, словно только того и ждали. Они втыкались в дерево, будто железные пластинки, и формировали ряды. Десяток или два упали, не удержавшись, но остальные застыли плотным, зубчатым, подрагивающим строем.
Унисса, отклонившись, посмотрела на результат.
— Очень хорошо, Эльга. Продолжай.
— Да, мастер Мару.
Эльга снова сунула руку в мешок.
Листья теперь облепили ее быстрее, охотнее, сами торопились попасть на панно. Понятно, каждому хочется поучаствовать.
Еще и передерутся. Уступите, подвиньтесь, мы, дубовые, всегда первые…
Фыр-р-р — полетели, проникая, прорастая в узор, поднимаясь новым рядом. Заползший за границу Живцов отросток Эльга смяла в ладони. Почудился жалобный писк. Простите, простите! — покаянно подумала она и разжала ладонь.
Ветер снес мятые трупики за столбики веранды.
Еще! Только уже внимательней, чтобы ни один лист не пропал зазря. Вспухала, прорастала диковинным ворсом зелень, Живцы обретали объем и цвет.
Мешок пустел на удивление быстро.
— Так, — объявилась рядом Унисса, — замечательно. Теперь отдохни. Пить не хочется?
Эльга мотнула головой.
— Все равно попей.
Женщина усадила ее на скамейку, вручила кружку с подкисшим с утра молоком. Оказалось, что уже полдень.
— А вы? — спросила Эльга.
Унисса посмотрела на ощетинившиеся листьями Живцы.
— Да, наверное, — она села рядом. — Как тебе Покосы, хороши?
— Мастер Мару, я очень-очень хочу научиться также! — проникновенно сообщила девочка.
Унисса потрепала ее по волосам.
— А куда ты денешься?
— А из листьев можно все, что угодно, сделать?
— Наверное. Только оживить никого нельзя, — сказала мастер.
В беседку, обмахиваясь длинным рукавом, поднялся эконом. Выглядел он не в пример свежей себя вчерашнего.
— Добрый день. Спешу посмотреть, как вы здесь.
Вместе с ним по ступенькам тяжело поднялся полный, усатый человек в светлой накидке. Он слегка припадал на левую ногу.
— Господин Эрмин, — представил его господин Канлик.
— Долгой жизни, мастер листьев, — склонил голову тот.
— Чем обязана?
Господин Эрмин обернулся на эконома. Лицо у него было серое и слегка, на взгляд Эльги, походило на жабье.
— Видите ли, — помявшись, сказал он, — еще до смерти энгавра Миккоша поползли слухи…
— Обо мне? — Глаза Униссы потемнели.
— Нет, нет, что вы! — испугался господин Эрмин. — Поползли слухи о том, что вода… что вы каким-то образом придерживаете воду.
— Я?
— Да, что вы здесь, наверху, перекрыли родник.
— Он сам пересох! — сжимая кулачки, встала перед Эрмином Эльга. — А мы, наоборот, хотим вас спасти!
— Я все понимаю, девочка, — господин Эрмин развел руками, — но люди отчаялись. Им нечем поить детей и животных. Им нечем поливать поля.
— И что? — спросила Унисса, отстранив ученицу.
— Энгавра любили, — вздохнул господин эконом.
Он подошел к столу, достал из корзинки яблоко, повертел, словно удивляясь, зачем вокруг него сжались пальцы, и опустил обратно.
— Я не понимаю, — мастер Мару скрестила руки.
— Много людей пришли с ним проститься, — сказал Канлик, и господин Эрмин закивал его словам. — Эти люди никуда не ушли после похорон. Наоборот, толпа все время растет. Подходят с Бархотцев и Гарь-поля.
— Я не видела…
— Мы держим оцепление ниже по улице.
— Я боюсь, — сказал господин Эрмин, — еще день, два, и охрана не сможет удержать их. Они поднимутся на холм…
Он умолк.
— И убьют меня? — досказала за него Унисса.
В светлых волосах ее застрял черенок листа, как мышиный хвостик.
— Два года куцего, впроголодь, урожая, — сказал Канлик, отводя глаза. — А в этом году — совсем ничего. Господин энгавр еще месяц назад распорядился о раздаче муки и зерна с городского склада, но припасов почти не осталось. Их и было-то… Люди измучены и злы. Они готовы поверить в любую чушь. А тут еще ваши листья падают им на головы.
— Думаете, убийство мастера их спасет? — хмыкнула Унисса.
— Они в отчаянии.
— В таком, что верят в черное мастерство?
— Именно.
— А что кранцвейлер? Вы писали ему?
— Судя по ответу, он не считает это чем-то серьезным.
Господин эконом вытянул из-за пазухи письмо и подал его Униссе. Мастер расправила плотную желтоватую бумагу.
Несколько секунд женщина изучала слова, мелкие строчки, плывущие над овальной лиловой печатью с золотой искрой.