Мастер Лабиринта

- Ксавье.... - Позвал Мастер, и мне долгий миг казалось, что это введение к тому, чтобы его выгнать. Но Седек улыбнулся ему: - Я горд тобой. Фредерика, тебе нужно обратить внимание на содержательность, а не хореографию. Смысл не должен быть подавлен...

Я пошёл прочь из класса. Репортёр из газеты Магистрата преградил выход, встав в дверном проёме. Спросил что-то, я поднырнул под его вытянутую руку и выскочил из класса. Вслед донеслось почти сочувствующее:

- Ольгерд не прошёл.

Фишер дежурил у главного выхода особняка. Агата маячила у бокового. Я рванул в туалет, распахнул окно, оставленное едва прикрытым, спрыгнул на асфальт - и побежал.

7.2. Смерть от воды.

Обычно зима в Атхенах тёплая... последние сто лет она везде тёплая. Но не настолько, чтобы разгуливать в одной рубашке. С низкого неба срывалась крупа, стучала о стены лабиринта, но почему-то не залетала в мою келью - ни льдинками, ни дождём. Коралл останавливал ветер и излучал лёгкое тепло.

Следовало сбежать. Нестись, не останавливаясь, пока не ворвусь в управление дефензивы, или в СБ Экосферы - я так и не решил, кто скорее поверит. Но вместо этого я по большой дуге обошёл особняк Мастера и спрятался в лабиринте. Надеюсь, Седек, который знает, как я боюсь этого места, не сообразит меня здесь искать.

Обхватив колени и прижимаясь к умирающей стене, я смотрел на портрет Мая и пытался понять, что изменилось. Ничего. Всё. Лабиринт пугал, всё так же изматывающе давил на каждую клетку мозга во всех коридорах и залах, кроме этой кельи. Но ещё он притягивал, как будто я тоже попал в сеть. Как Рыба.

От особняка несколько раз отъезжал и приезжал транспорт, Мастер дважды громко сказал «Найди его». Впрочем, я иногда проваливался в сон, так что могло почудиться.

План простой: дождаться глубокой ночи, вернуться в дом, одеться, забрать свой рюкзак и картину с Золушкой - и уже тогда окончательно уходить.

«Знание нужно украсть» - шепнул кто-то. Я вскинулся, оглядываясь. Коралл светился. На востоке небо серело предчувствием солнца. Ноги замёрзли так, что не согнуть пальцев.

- ...если так надо. - Произнёс нерешительно удаляющийся голос.

- Это твоя тема, Ксавье. - Настаивал Мастер. - Но ты не допускаешь вариаций. А ими должно обогащать основной сюжет, пока он не перейдёт в противоположную тему, иначе то что ты показываешь - не более, чем догма.

Мастер упоминал «новой программе» для победителя. Поэтому привёл среди ночи Ксавье в лабиринт?

Я выглянул из кельи. В коридоре ни Дитера, ни Мастера. Наверняка они идут к месту Ксавье. Я найду их там.

Ориентироваться в Лабиринте стало не сложнее, чем в коридорах школы. Я ощущал оставшуюся за спиной расписанную келью, как будто она - магнитный полюс. Чувствовал, куда повернуть, чтобы выйти в спиральную загогулину, где играла в последний раз Индия - её музыка въелась в коралл тремя повторяющимися тактами. И знал, куда идти, чтобы найти место Ксавье.

Мутное лунное пятно в небе подёргивалось за перекатами Мантии. Кораллы светились ярче обычного и, потрескивая, тянулись живыми костями вверх. Треск сливался в шум прибоя, как будто они скучают по воде.

Океана нет, это мой ум создаёт целостный звук, везде ищет закономерности и когерентную историю. Как увидеть настоящую картину, за тем, что я себе нафантазировал? Может, Индия дома, и я мог бы тоже уйти домой.

Океан гудел из кельи Ксавье. Я заглянул - и оказался на краю густого синего, чудовищного шторма. Нет берега, нет точки опоры. Со всех сторон смыкалась тёмная, смертоносная вода и вздыбленные волны, а от горизонта поднимался вал цунами.

Я задохнулся от неописуемой огромности океана, от его жажды влиться в меня и поглотить.

Краска покрывала стены, покрывала пол, забивала поры коралла и, кажется, новые верхние участки лабиринта, которые только росли, тоже были темны и наполнены ею.

Нарисованное Ксавье чудовищно. Чудовищно и выходит за пределы...всего.

Я тоже так хочу.

Если бы я доверился Мастеру, то научился бы. Это страшно, как всякая стихия, но лишь такое творчество имеет право на жизнь. Оно и есть жизнь. Зря я считал Дитера штамповщиком, это я жалок по сравнению с ним. А он... он болен. Болен и великолепен.

Раз уж я здесь, почему бы не украсть то знание, которое Мастер собирается подарить Ксавье? Может быть, это изменит и меня.

Не выдерживая близости к стихии, я отступил в соседний коридор. Повернул направо - и оказался в зале со скульптурами. Десяток Марий, выполненных в разных стилях и материалов, замерли в изящных и холодных позах. В основном композиции были из белоснежного пластика, одна - из дерева, ещё две - из мотков проволоки. Зачем их сюда поставили? Кто и когда их сделал? Скульпторов на конкурсе не было, а в галерее Мастера я этих работ не видел.

За уродливой кубической Марией на стене был выбит и разукрашен охряной краской маленький, размером с кошку, бизон. Как будто сбежал из давно затопленных неолитических пещер.

- Сторожи. - Велел я ему и погладил рыжую спину.

Позади раздались невнятные голоса.

Я выскочил из зала с Золушками и притаился на развилке. Но это были не Мастер и Дитер.