Мы с Маем всего пару раз наедине беседовали. Он перечислял, насколько неудачно я выбрал краски для приличной, наверняка срисованной откуда-то графики. А я набирался смелости сказать, что видел его картины на выставке, что они - классные, что я мечтаю быть как он... Не в смысле монахом, или учителем в школе, а писать как он. С таким чувством, и так открыто - сделать мои глаза и моё сердце, и мои пальцы - единым живым и свободным инструментом.
У Мая под ногтями краска: зелёная и синяя. Я заметил ещё в его первый день в школе. Она навечно въелась в кожу. Это в нём самое замечательное.
- Где вы были? - Убирая руки от моего лица, и отступая. Жест, чтобы я дальше следовал за ним. На этот раз Май Ракхен сбавил шаг, а не мчался, пытаясь сбежать от меня.
Он сам требовал, чтобы я не рассказывал, поэтому я промолчал.
- Доктор Риттер мне позвонил на служебный номер. - Произнёс Май. - У меня смена в мастерской. Вымоетесь там и переоденетесь. И будете вести себя как юный скромный горожанин. Потом я провожу вас наверх. Мы договорились?
Взгляд Мая переменился: небесная синь не середины зимы, а начала марта, когда с востока ветер приносит запах тепла и цветов.
- Вполне. Если вы меня не выдадите. Мне можно называть тебя Маем?
- Ни в одном из возможных миров.
- Юный горожанин обращался бы к вам «Ракхен» и «учитель»?
- Можете вообще никак ко мне не обращаться.
Май провёл меня через анфиладу серых сводчатых комнат в зал, где работало человек тридцать: в штатском, как и Май, или в коричневых рясах водов. Не дав осмотреться, Ракхен захлопнул за моей спиной дверь душевой кабинки.
Прозрачные стенки потемнели. Не знаю, как взрослым, но мне было тесно. Поэтому, а еще, потому что душ примыкал к залу, полному незнакомцев, я не стал раздеваться. Ужасно смущает - ведь я знаю, что за стеклом люди, и они знают, что я тут. Моюсь.
Вода унесла запахи свалки, а поток горячего воздуха высушил влагу. Ногтями я отскрёб грязь с рук, и шкурку, слезшую с обожжённой шеи. Но от рубашки пятна не мылись, пришлось всё-таки её снять и запихнуть в мусороприемник.
Выскользнув из душевой, я достал из рюкзака куртку и застегнул на все пуговицы. Плотная ткань царапала голую кожу, напоминая об уязвимости.
Ничего страшного. Я скоро домой. Всё забудется, навсегда. Всё уже забывается.
Зал от пола до куполообразного потолка покрывала ровным слоем «синяя ночь». От стен вверх поднималась панорама: охряно-коричневая пустыня, со скалами, вынырнувшими из песка, из которых ветер вырезал голодные драконьи зубы. В их тени - пирамидки из зелёных и пурпурных камней, не то алтари, не то покинутые ульи. На потолке - крохотные белые точки-звёзды. Такие далёкие, что кажутся сверкающей взвешенной пылью. В этом месте царило безмолвие. Прозрачное, хрустальное и фиолетово-нежное.
У меня ныли пальцы, так захотелось прикоснуться к этому месту. К этим камням и скалам, к пронзительному прозрачному воздуху. Зрение раздвинулось, открывая крохотные и значительные детали. Они как будто дрожали и выступали вперёд - благодаря технике «яркое по чёрному».
Май сидел на пластмассовой циновке, в окружении кистей и палитр, выписывая огненно-бардовую канву валуна в форме большой фасолины.
Этот камень - центр пейзажа. К нему стягивались все нити цветов, все едва ощутимые пунктиры звёзд. Он нёс на себе груз веков и смыслов, которые я не мог понять - не мог понять издали.
Май гениален. Я всегда знал. Сейчас я это чувствовал глазами, которые - моя кожа. Мои щупальца. Мой эхолокатор.
Я пошёл к нему, не отрывая взгляд.
- Эй, парень! - Что-то мягкое под стопой. Я отскочил.
- Извините. Я не хотел. Не видел. Извините.
Пятеро служителей сидели на полу вокруг курильницы, перебирая чётки и вдыхая фиолетовый дым. Я чуть не отдавил одному руку.
- Извините. - Я склонился, подчиняясь чувству глубокого, трепетного уважения перед теми, кто ищет взор Рыбы, резонанс с сознанием упрятанной в подземелье твари. Рискует жизнью ради общего блага. И однажды она их съест.
Всё здесь кроме картины временное. Стоянка на час. У Мая даже кресла нет.
Я сел рядом с ним. Хотел сказать Маю, как он крут. Или ничего не говорить, просто смотреть, затаив дыхание, и учиться.
- Можно я помогу? - Вырвалось у меня. - Пожалуйста, можно я помогу? Это так... Величественно.
Май опустил кисть в растворитель и обернулся. Кивнул едва заметно, и я решил - можно. Я ведь не так много прошу. Пальцы дрожали в предвкушении лакированной ручки кисти.
И тут Май передумал:
- Зачем тебе?
Я закусил губу, не зная как ответить. У меня дыхание перехватывает, так мне нужно прикоснуться к темноте космоса, к рассыпчатости охряного грунта. К созданию места, которое требует быть воплощённым.
- Зачем тебе всё это, Олег?
О, уже не «вы». Это мой шанс. Шанс, что Май наконец-то увидит, что перед ним не бестолковый надоедливый ариста, что я - больше.
Я снял с плеча рюкзак и достал синюю папку с набросками. В синей - лучшее. Я не расстаюсь с ней с тех пор, как Май появился в школе.
- Посмотри, пожалуйста.
Май поднял золотистые брови.