Мастер-класс 01. Кинодраматургия

На самом деле, типов альтернативных композиций немного. Среди них особо выделяется «эстафетная палочка», так я ее называю: когда много персонажей на экране связаны чем-то и как бы передают это нечто, чаще всего, событие, из рук в руки. Этими эстафетными палочками блистательно владел Роберт Олтмен[23], который не Джармуш и уж во всяком случае не Тарантино, а один из первых или первый пробовал нелинейность в развитии фабулы. В частности, в картине «Прет-а-порте»[24] очень много персонажей с разными судьбами, с разными микроновеллами, связанные одним событием, одной эстафетной палочкой — показом мод в Париже.

Все зависит от качества нелинейной драматургии, нелинейность должна выражать нечто важное, тип сознания как минимум, а не только самопиар. От нелинейности, так же как и от традиции, можно полезть с тоски на стену. Все дело опять же в смыслах, в высоте стены и в нашем умении лазать на стены. Не важно, кто вы, традиционалисты или альтернативщики, важно нечто другое — что мы хотим этим выразить. Сюжет есть тест, лакмусовая бумажка, по которой можно отличить художника от всякого рода макетов и симулякров. Если есть сюжет — смысловое наполнение фабулы, альтернативное или не альтернативное, — с вами все в порядке, вы состоялись. Снимаете ли вы «Головокружение» — картину, в которой есть элементы коммерции, — или снимаете вы картину «Изгнание» а-ля Звягинцев. Снимайте, что хотите, но вы должны задумываться над смыслом того, что вы делаете. А все остальное — технологические частности, которым можно обучиться за два года. У нас во ВГИКе пять лет этому учат, и это, как мне кажется, многовато.

Куда нам плыть?

В какую сторону в смысле учебы?.. У нас теперь будут бакалавры и магистры, т. е. учащиеся 2 года и 4 или 5. Можно будет людей набирать с высшим образованием. Но я вам могу сказать, что проблемой на букву «С» — сюжет — можно овладеть только десятилетиями труда, и все равно до конца не овладеешь. Сюжет — самое сложное, это сердцевина, как мне кажется, профессии драматурга.

Но смыслы все равно вкладываются в события, да? Через фабулу рождаются?

А можно через изображение. Сокуров, например, живописец в кино. У него о смысле говорит тень и свет.

А у Германа-сына?

В «Бумажном солдате» нечто подобное, только сделано менее матеро. Условно говоря, на первом плане стоит верблюд, а на втором — взлетает ракета. Кто-нибудь смотрел картину «Бумажный солдат»?

Да-а-а...

Там трудно разобраться во взаимоотношении героев, но среда и то, как она снята, говорит за них. Например, я до конца не понимаю того, что именно играет хорошая актриса Чулпан Хаматова[25].

Она хорошо рыдает.

За это мы ее и любим. Но кроме нее у Германа-сына — социальная метафора, абсолютно справедливая для России, плюс пластическая культура, от которой мы почти отвыкли. Я в Венеции как член жюри по 6 часов в день при температуре моря 26 градусов, а воздуха — 32, смотрел чудовищно плохие картины. Большинство из которых, кстати, принадлежали к авторскому кино. В них не было смыслов. Я в итоге громко взвыл после четвертого просмотра. Это было неприлично, и Вендерс[26] на меня зашикал. Но потом взвыл и он. И теперь зашикал уже я — раньше надо было выть. Мы же все занятые люди. Можем и так в Венецию съездить, без всяких фестивалей, покуда границы открыты. И когда появился Герман со своей социальной метафорой, то все вздохнули с облегчением. Правда, после того, как эта метафора была объяснена.

В принципе же, в Венеции победили картины, за которыми стояли сильные дистрибьютеры. То есть, если вы делаете просто хорошую картину и, грубо говоря, у вас нет 4 миллионов долларов на дистрибьюцию, то всё... вы сидите в киноклубе. И я читаю вам лекцию, как не заработать 4 миллиона.

Трудно работать с Александром Николаевичем[27]?

С Александром Николаевичем работать очень легко. Мы абсолютно понимаем друг друга, потому что знакомы уже 30 лет. Он просит написать сценарий — я пишу. Александр Николаевич говорит: «Очень хорошо». Потом снимает фильм, который я поначалу не слишком узнаю. Но для меня это — способ смирения и, наверное, для души имеет большой смысл.

Часто из сценария выпадают дорогие мне куски, я слегка обижаюсь, потому что каждый сценарий тщательно выстраиваю и никогда не пишу без обдумывания. Ну вот, «Молох» — одна из немногих наших картин, где сценарий целиком снят. Мне это было очень приятно. Когда же из сценария вынимаются куски, то они заменяются, как правило, визуальными метафорами, о которых я говорил выше. Он все время требует хорошую литературу: «Мне нужна хорошая литература». Я не знаю, хороший ли я литератор, но пытаюсь быть «хорошим» хотя бы для него. Если нас что-то разъединяет, то только самость и гордыня. Всё. А дальше... в общем, получается фильм, за который режиссер или получает шишки, или груды похвал, часто лукавых. Я же, как кот Бегемот, сижу на обочине и «починяю примус».